Пелхэм, час двадцать три
Шрифт:
Райдер
Райдер ни о чем подумать не успел. Он умер мгновенно, ощутив на языке металлический привкус от пули 38-го калибра. Та вошла чуть ниже подбородка, раздробила зубы и нёбо, прошла через носоглотку и вонзилась в мозг.
Даниельс
Славная перестрелка, - подумал Даниельс, - как тридцать пять лет назад, когда он свалил вооруженного бандита, пытавшегося ограбить салон Паули Райяна. Он вспомнил свою первую награду, полученную за это дело, не считая того, что с тех пор Паули на каждое Рождество посылал ему ящик виски. Старик делал это пятнадцать лет, пока не умер и его дело не унаследовал образованный сынок, набитый возвышенными идеями, но не пожелавший затруднять себя выполнением заветов отца.
Здорово, что ему снова удалось. Но какого черта он делает в туннеле подземки?
Он подошел к упавшему навзничь противнику. Мертвые глаза смотрели в потолок туннеля. Туннеля? Даниельс наклонился. Что тут можно было увидеть мертвый мужчина, прилично одетый, с обезображенным и окровавленным лицом. Ну, этот уже больше не будет стрелять в офицера полиции.
Даниельс повернулся к его жертве. Та тоже была вся в крови, но шевелилась. Длинные русые волосы рассыпались по плечам, голые ноги в грязных открытых сандалиях, рассчитанных на городские тротуары. Он опустился на колени и сказал мягким успокаивающим голосом:
– Мисс, через несколько минут подъедет карета скорой помощи.
Лицо сморщилось от боли, глаза сузились, губы разошлись, и Даниельс наклонился поближе, чтобы разобрать шепот. Но вместо слов раздался смех, неожиданно куда более низкий и громкий, чем можно было ожидать от юной девушки.
Глава 23
Клайв Прескот
Прескот не понимал, как может поезд двигаться, если рука машиниста не лежит на специальной блокировке, но прекрасно понял беспокойство, звучавшее в голосе лейтенанта Гарбера. Он бросил телефонную трубку и с криком помчался через зал.
– Поездом никто не управляет!
– крикнул он в лицо Коррелу.
– Его нужно срочно остановить!
– Поезд сам двигаться не может, - возразил Коррел.
– Говорю вам, он движется сам по себе. Они каким-то образом справились с контроллером, поезд движется сам. Не спорьте. Он уже недалеко от станции Саут-ферри, а после этого свернет в сторону Боулинг-грин и врежется в хвост поезда, стоящего на станции. Можно переключить светофоры на красный и затормозить его? Ради Бога, поторопитесь!
– Господи, - воскликнул Коррел, и Прескот понял, что тот поверил.
– Мы попытаемся его остановить, если хватит времени.
– Он повернулся к пульту управления, и в это время из динамика донесся голос диспетчера с Невинс-стрит.
– ПелхэмЧас Двадцать Три только что прошел станцию Саут-ферри, и со скоростью тридцать миль в час повернул на разворот.
Прескот застонал, но Коррел неожиданно загадочно усмехнулся.
– Не беспокойтесь. Я этого сукина сына остановлю.
– Его физиономия расплылась в широкой улыбке, он закатал рукава, воздел руки в воздух и сказал: - Быстро! Поезд ПелхэмЧас Двадцать Три, начальник дистанции приказывает тебе остановиться!
Прескот бросился на Коррела и стал его душить.
Понадобились усилия четырех диспетчеров, чтобы оторвать его пальцы от шеи Коррела, и новые подкрепления, чтобы повалить и прижать к полу. Потом, когда трое уселись на него, а ещё двое держали его трясущиеся руки, ему объяснили, что такое временной сигнал.
– В разворотной петле есть устройство, регистрирующее скорость движения, - спокойно объяснял седовласый диспетчер с потухшей сигарой во рту.
– Если поезд движется по дуге разворота слишком быстро, оно переключает светофор на красный, включает тормозные башмаки, и поезд останавливается.
Откинувшись в своем кресле, ставший центром внимания Коррел растирал горло и хрипло ругался.
– Он это знал, - седой диспетчер показал на Коррела.
– Просто решил немного пошутить.
Ярость Прескота ослабла, но ещё не прошла.
– Именно потому я и пытался его задушить, - буркнул он.
– Не выношу его шуток.
Начальник округа
– Управление включено, в кабине никого нет?
– переспросил начальник окружной полиции только что полученное по радио сообщение.
– Да, сэр. Все правильно, сэр.
Начальник округа наклонился вперед к водителю.
– Поворачивайте к Юнион-сквер. Гоните вовсю и забудьте про правила.
Когда машина буквально на двух колесах свернула направо, он признался комиссару:
– Мне следовало лучше соображать, а не отмахиваться от предчувствий. Они там.
– Были, - вздохнул комиссар.
– Они нас обманули, Чарли.
– Гони, гони вовсю!
– кричал начальник полиции.
– До нас туда придет не меньше дюжины машин, - заметил комиссар.
– Но они тоже опоздают.
Начальник округа так стиснул кулаки, что побелели костяшки пальцев.
Анита Лемойн
Кто-то кричал на старика, и когда Анита Лемойн оглянулась, чтобы понять, что происходит, по крайней мере дюжина пассажиров перебралась в конец вагона. Театральный критик все ещё жался к ней, но она вдруг почувствовала, как его бушприт стремительно обвисает. Мужчина что-то буркнул и отошел. Она смотрела вслед, как он шагает к остальным.
Старик сидел, понурив голову, губы его дрожали. Какого черта он плачет? Неужели о себе и так и не появившихся красных огнях светофора разве он не прожил достаточно долгую жизнь? Рядом с ним, выпрямив спину и задрав подбородок, восседал воинственного облика негр; он перекинул ногу на ногу и небрежно ей покачивая. Отлично. По крайней мере, он сохраняет лицо. Мы с ним, гордый чернокожий жеребец и стареющая белая задница. Ах, да, ещё старая пьянчужка, та все ещё похрапывала, вся в грязи, и мечтала о грядущей бутылке. Прекрасное трио.
Поезд вдетел на станцию Саут-ферри, где на платформе его встретила уже знакомая картина: толпа сжимала кулаки и посылала им проклятья. Они снова нырнули во тьму туннели. И что теперь? Она заметила, как впереди туннель сворачивает, и поняла, что это значит. Они мчались слишком быстро, чтобы повернуть. Колеса сойдут с рельсов, поезд врежется в стену, в колонны...
Она пошире расставила ноги, крепко уперлась - и тут впереди вспыхнул красный свет, а под ним белый. В конце концов, старик оказался прав. Но было слишком поздно, они уже пошли на разворот...