Пеликан. Месть замка Ратлин
Шрифт:
– Что ты говоришь? – спросила девушка, протирая глаза.
Джонни обхватил ее голову и осторожно приблизился, уткнувшись лоб в лоб.
– Помнишь, как тебе было страшно тут ночевать? – шепотом спросил Джонни. – Помнишь, как мы сидели в обнимку, чтобы согреть друг друга? Помнишь, я говорил, а ты не верила?
– Что? О чем ты? Боже, орленок, у тебя жар? – обеспокоенно бормотала Рейчел, отстраняясь от объятий брата.
Она увидела его широкую, добрую и беззаботную улыбку, в которой нет-нет, да и мелькала лукаво коварная радость от того, что он и сам не верил в свою правоту, но все же выиграл спор.
– Я говорил, что отец за нами приедет? – с прищуром спросил Джонни.
Глаза Рейчел в удивлении расширились, грудь под сорочкой заходила в трепетном волнении.
– Нам пора, – торжественно кивнул Джонни.
Во взволнованном состоянии близнецы собирали свои пожитки. Да и собирать-то не особо что было. Они изредка обменивались короткими взглядами и то и дело не сдерживали себя от того, чтобы крепко-крепко обняться, радуясь свершившемуся чуду.
Тем временем Норрейс и Дрейк мельком следили за тем, как седлают на двух лошадей больше.
– Сукин ты сын, Норрейс, – Дрейк сплюнул себе под ноги горький табак.
– Я сделаю вид, что не слышал тебя, ибо у меня хорошее настроение, – предупредил Джон. – Но следи за языком. Вот тебе, дворовый пес, повезло попасться на глаза Михелю – так ты до сих пор его почитаешь, паче чем отца и мать! Поди, он и впрямь дал тебе больше, чем твои старики, так а чем я хуже? Да, не искал мальчишку. Да и не знал, что он вообще есть!
– Так признай его, – пожал плечами Френсис. – Его и дочурку, которую он сейчас приведет.
– Ты сам говоришь – он вор. Ну, по крайней мере, пока что. Да и как его винить-то? Случая иначе проявить себя у него-то и не было, – Норрейс поднял указательный палец. – И вот же он, случай-то этот самый, я ему и предоставлю.
– Он ни разу не был в море, и ты его отправляешь… – Френсис поджал губы, не дав себе договорить.
Ему показалось, что кто-то из слуг остановил работу, чтобы подслушать. Но проволочка была связана с ремнем седла – бляшка сильно погнулась, и конюшие стояли и глядели на нее, думая, как бы побыстрее устранить проблему.
– Куда? – беззаботно спросил Норрейс. – Куда я его отправляю? В торговую экспедицию в Средиземноморье, и всего-то. Да и капитаном будет не кто иной, как Френсис Дрейк! Что может случиться с парнишкой?
– Было бы милосердней просто пристрелить его, – хмуро сказал Дрейк.
– Да вы у нас гуманист, мастер Дрейк! – засмеялся Норрейс. – А теперь, если не хочешь нажить врага и в моем лице – пасть захлопни! Вон они, мои красавцы, спускаются! Боже мой, что у этой страхолюдины с лицом?
Дрейк обернулся, он был мрачнее тучи. Норрейс же, напротив, заметно преобразился. По лестнице со второго этажа спускались близнецы: впереди Джонни, а за ним – сестра. Она постоянно выглядывала из-за спины брата и сразу же опускала взгляд, чтобы не оступиться на разнобойной покосившейся лесенке, и вновь в нетерпении поднимала взгляд и редко хлопала ресницами. Когда близнецы подошли к Норрейсу и Дрейку, повисло молчание. Рейчел чуть пряталась за брата, взяв его под руку.
– Ну дайте же обнять вас! – радушно распахнул свои объятия Норрейс.
Какая-то ясность появилась в мыслях Рейчел, хотя бы прояснилось, кто из этих двух господ является их с Джоном родителем. Воссоединение странно ложилось на душу всем троим Норрейсам, и каждый из них не верил своей удаче по разным причинам. Слабый дождик робко моросил, и редкий звук капель заполнял ставшую меж ними тишину. Нетерпение лошадей отдавалось коротким фырканьем. Норрейсам по-прежнему нечего было сказать друг другу после осторожных объятий, которые не столько выражали теплые семейные чувства, сколько попросту заверяли, что все происходит взаправду, по-настоящему.
– Нам пора, – прервал молчание Дрейк, стоявший поодаль хмурой тенью.
– Ты уж подружись со стариной Фанни, – молвил Норрейс-старший юному Джонни. – Как-никак он твой капитан.
Джонни вздохнул, полный решимости и осознания того, что путь предстоит непростой. Впрочем, самые тяжелые испытания были впереди; а пока что они вчетвером добрались до Бакингема, и уже в городе стало очевидно, что необходимо пересесть в карету. Как бы ни заверяла их спутница, что она уверенно сидит в седле и спокойно перенесет дорогу, Норрейс-старший прямо-таки затребовал пересесть в карету.
– Нет-нет, отвыкай от этого, – говорил Джон. – Вы с братом и так натерпелись. К чему терпеть неудобства сейчас? Нет, я настаиваю, до Лондона мы не поедем верхом. Да чего тут греха таить, ваш старик тоже устал ехать верхом.
Впрочем, Норрейс-старший начал переигрывать, и, когда карета подъехала к широкому каменному крыльцу особняка, в сердце обоих близнецов закралась одна и та же тревога, имевшая разные очертания, но одну суть. Они взялись за руки и робко переступили порог большого каменного здания, который должен будет стать их домом.
Норрейс, как будто слыша тревогу в сердцах бастардов, решительно заглушал ее громкими приготовлениями. Он велел подать дичь, жаренную с яблоками и медом. Печи задышали ржаными хлебами. К Рейчел подоспели две сестры-служанки, желтолицые, с жилистыми руками и стеклянно-слезящимися глазами. Они проводили новую гостью в комнату с большим камином, где поспешили нагреть воду.
– Как ваши руки покраснели! Неужели у нас так холодно? Мы затопим печь у вас в покоях, чтобы вы не простудились, мисс. Милосердная Мария, у вас и уши красные! Прошу, скорее примите ванну и согрейтесь! – так наперебой и говорили меж собой сестрицы-служанки, не давая Рейчел вставить и слова.
По правде сказать, Рейчел и не приходило никаких слов на ум, и она, точно ведомая кукла, исполняла все, что ей скажут. Так служанки повелевали своей госпожой, вычищая щетками грязь из-под ногтей и расчесывая длинные тяжелые кудри.
Тем временем старик Норрейс хотел пригласил Джонни-младшего поболтать с глазу на глаз.
– Ты, гляжу, сильно утомился с дороги, – произнес старик, наливая из темно-зеленого стеклянного штофа янтарный виски для себя и своего столь своевременно объявившегося бастарда.