Пение под покровом ночи
Шрифт:
— Господи, все из-за меня, — сетовала миссис Диллинтон-Блик. Мужчины бормотали ей в ответ какие-то утешения.
Мистер Макангус выглянул в коридор.
— Все в порядке, — доложил он. — Кажется, они пошли к себе в каюту. — Он робко понюхал цветы, улыбнулся своей извиняющейся улыбкой, неуклюже подался в сторону миссис Диллинтон-Блик, потом снова назад. — Думаю, вы всем нам доставили огромное удовольствие, — наконец нашелся он и направился на палубу, на ходу надевая шляпу.
— Бедняга красит волосы, — как ни в чем не бывало отметил мистер Мэрримен.
— Перестаньте
— Вы настоящий проказник. — Миссис Диллинтон-Блик шутливо погрозила мистеру Мэрримену пальчиком. — Ведь правда, он проказник? — обратилась она к Обину Дейлу.
— Честно говоря, я считаю, что если он и красит волосы, то это его личное дело. — Обин Дейл обворожительно улыбнулся мистеру Мэрримену. — Верно?
— Полностью с вами согласен, — ответил тот, гримасничая как обезьяна. — Приношу свои извинения. Я вообще питаю отвращение к публичному обсуждению личных слабостей.
Дейл побелел как мел, но промолчал.
— Давайте лучше поговорим о цветах, — с сияющей улыбкой предложил мистер Мэрримен и обвел взглядом всех присутствующих.
Миссис Диллинтон-Блик тотчас уцепилась за эту тему. Неожиданно ее поддержала мисс Эббот. Обе оказались опытными садовницами. Дейл слушал их с застывшей улыбкой. Аллейн видел, что он заказал себе вторую порцию бренди.
— Наверное, у каждого из нас есть свой любимый цветок, — как бы невзначай заметил Аллейн.
— Еще бы! — весело воскликнула миссис Диллинтон-Блик и села так, чтобы ей был виден Аллейн. — Я, к примеру, больше всего люблю магнолии.
— А вы? — спросил Тим Джемайму.
— К сожалению, всего лишь розы.
— Лилии, — улыбнулся отец Джордан. — Что тоже весьма тривиально.
— На пасху? — отрывисто спросила мисс Эббот.
— Вы угадали.
— А как насчет вас? — спросил Аллейн у Тима.
— Хмель, — весело ответил тот.
Аллейн усмехнулся:
— Это все связано с нашими ассоциациями. Я, например, больше всего люблю сирень, что уносит меня в детство. Но если бы вас тошнило от пива, или моя няня, которую я не выносил, прикалывала бы к своей нанковой груди веточку сирени, или для отца Джордана лилии ассоциировались бы со смертью, каждый из нас ненавидел бы один вид и запах всех этих благородных цветов.
Мистер Мэрримен сочувственно посмотрел на Аллейна.
— Не совсем удачное толкование весьма примитивной теории, но, как мне кажется, возразить нечего.
Аллейн отвесил ему поклон:
— А вы, сэр, имеете какие-либо пристрастия?
— Нет-нет. И вообще должен вам признаться, эта тема меня не трогает.
— Я считаю, это просто божественная тема! — воскликнула миссис Диллинтон-Блик. — Обожаю узнавать о людях и их пристрастиях. — Она повернулась к Обину Дейлу, на губах которого тотчас же заиграла его обычная улыбочка. — Скажите мне, какие цветы вы любите, и я вам скажу, каких вы любите женщин. Только честно. Итак, ваш любимый цветок? Что, мне самой угадать?
— Агапантас? — громко спросил мистер Мэрримен.
Дейл со стуком поставил
— Послушайте, мистер Мэрримен! — Отец Джордан даже вскочил от негодования.
Мистер Мэрримен широко раскрыл глаза и изобразил полную невинность.
— В чем дело? — спросил он.
— Вы отлично понимаете, в чем дело. Вы очень язвительный человек, и хоть это не мое дело, считаю своим долгом сказать вам об этом.
Казалось, это публичное обвинение не только не смутило мистера Мэрримена, а, напротив, лишь доставило ему огромное удовольствие. Он хлопнул в ладоши, уронил руки на колени и засмеялся злым смехом гнома.
— Если вы последуете моему совету, то сию минуту попросите у мистера Дейла прошения, — сказал отец Джордан.
Мистер Мэрримен встал, поклонился и напыщенно произнес:
— Разрешите откланяться, ибо я должен сейчас же погрузиться в свой послеобеденный сон.
Он направился к двери, задержавшись на полпути рассмотреть жемчужное ожерелье на шее у миссис Диллинтон-Блик.
— Ради бога, скажите мне, что все это значит? — спросила она, когда мистер Мэрримен вышел. — Что произошло? Что с Обином Дейлом? Почему агапантас?
— Разве вы не знаете о круглом пупе леди Агаты и тонком вкусе? — поинтересовался Тим Мейкпис и рассказал о несчастьях Обина Дейла.
— Как ужасно! — воскликнула миссис Диллинтон-Блик, смеясь до слез. — Как трагически ужасно! Какой же мистер Мэрримен проказник!
— Он ведет себя очень недостойно, — заметила Джемайма. — Вы видели, как болезненно прореагировал на его замечание Обин Дейл? И что это вселилось в нашего мистера Добрячка?
— Школьные учителя на склоне лет часто становятся раздражительными, — заметила мисс Эббот, не отрывая глаз от своей книги. — Это вполне закономерно. — Она так долго не вступала в разговор, что о ней уже забыли. — Верно, святой отец? — обратилась она к священнику.
— Вы, вероятно, правы. Но это его ни в коей степени не оправдывает.
— Наверное, будет лучше, если я выброшу свои прекрасные гиацинты за борт, — захныкала миссис Диллинтон-Блик. — Как вы думаете, а? — обратилась она к отцу Джордану. — Ведь они подействовали не только на бедного мистера Дейла.
— У мистера Кадди от одного их вида закружилась голова, — сказала Джемайма.
— У мистера Кадди в самом деле закружилась голова, но только, мне кажется, не от гиацинтов, — заметила мисс Эббот и в упор посмотрела на миссис Диллинтон-Блик.
— О господи! — воскликнула та и расхохоталась.
— Ладно, пойду посмотрю, что творится на палубе, — сказал отец Джордан с видом человека, не желающего видеть у себя под носом слона.
Миссис Диллинтон-Блик стояла между ним и стеклянными дверями на палубу. Она улыбалась ему своей лучезарной улыбкой. На какое-то мгновение отец Джордан застыл на месте — Аллейн видел его лишь со спины. Миссис Диллинтон-Блик сделала шаг в сторону, и священник вышел.
— Дорогая, я раскусила этого человека! — воскликнула миссис Диллинтон-Блик, обращаясь к Джемайме. — Он в прошлом повеса.