ПЕНРОД
Шрифт:
– Подумаешь, пальца нет! – воскликнул он по поводу Германа. – У нас есть два фокстерьера. Обе собаки чистейших кровей. И у обеих откушены хвосты. Есть такие люди, которые специально откусывают фокстерьерам хвосты.
– Ну это уж ты врешь! – не поверил Сэм.
– Продолжай представление, Пенрод, он ведь заплатил.
Настала очередь Вермана. Уверенный в своей неотразимости, он вылил на зрителя целый поток самых загадочных звуков. И тоже потерпел неудачу.
– Фигня, – лениво произнес Родерик. – Каждый может так говорить. Если бы мне захотелось, я бы тоже
Верман умолк.
– Ах ты бы мог? – разозлился Пенрод. – Ну попробуй!
– Да, сэр, – вскричал компаньон Пенрода, – покажите нам, как это у вас получается!
– Я же сказал: смог бы, если бы захотел, – ответил Родерик. – Я ведь не сказал, что хочу так говорить.
– А! Слабо! – начал поддразнивать его Сэм.
– Совсем не слабо, захочу и смогу.
– Ну, так захоти.
Тут надменный зритель не выдержал. Он попробовал поговорить, как Верман, и немедленно был освистан беспристрастными судьями. Его попытки признали совершенно бездарными.
Когда шум несколько утих, Родерик сказал:
– Если бы я не мог устроить представление лучше вашего, я бы попросту продал все и смылся из этого города.
Не вдаваясь в подробности, что собирался продавать благородный мистер Родерик, его противники испустили негодующие вопли.
– Да я бы безо всяких усилий сделал представление почище вашего, – продолжал Родерик.
– И что бы ты показал на этом своем представлении? – ехидно спросил Пенрод.
– Да уж нашел бы что показать.
– На твоем представлении не будет Германа и Вермана.
– А на что они мне сдались?
– Ну, а что же у тебя будет? – в голосе Пенрода звучало презрение. – Что-то ведь придется показывать. Или ты собираешься показывать только самого себя?
– А тебе-то какое дело, что я собираюсь показывать? – спросил Родерик явно только для того, чтобы выиграть время, чем вызвал в стане противников новый приступ негодующих возгласов.
– Значит, ты думаешь, что кто-то пойдет смотреть на тебя одного? – спросил Пенрод.
– Откуда ты знаешь, что я думаю?
Два белых и два черных мальчика снова разразились громкими возгласами, с помощью которых выражали презрение к хвастуну.
– Нет, у меня найдется, что показать! – крикнул Родерик, перекрывая их вопли.
– Ну что же, что ты покажешь? Объясни нам.
– Я-то знаю, что, – ответил Родерик. – Если кто-нибудь будет спрашивать, можете смело сказать, что у меня есть, на что посмотреть.
– Да ни фига у тебя нет, – не верил Сэм. – Нечего тебе показать, кроме самого себя. Ну, ладно. Показывай самого себя. А делать ты что будешь? Покажи, что ты умеешь?
– Я не говорил, что я буду что-то делать, – пытался оборониться Родерик; он чувствовал, что его загнали в тупик.
– Как же ты собираешься давать представление, если ничего не будешь делать? – спросил Пенрод. – Вот у нас, например, даже если Герман не будет показывать, а Верман – говорить, все равно есть, чем развлечь публику. Ведь у Германа и Вермана есть отец. Он проткнул вилами человека.
– Подумаешь!
– А то, что он сидит в тюрьме, это тоже «подумаешь»? «Подумаешь»,
– Ну и что? Я же не говорил, что их отец не сидит в тюрьме.
– Значит, ничего интересного ты в этом не видишь? У тебя что, отец тоже в тюрьме сидит?
– Я же не говорил, что он сидит.
– А раз не сидит, значит…
Пенрод не договорил. Ошеломляющая догадка пришла ему в голову. Он вдруг вспомнил, что давно уже собирался выяснить у Родерика Мэгсуорта Битса-младшего, не приходится ли он родственником Рине Мэгсуорт. И вот, слушая теперь туманные заявления юного отпрыска аристократического рода, что он, мол, и один может устроить представление, Пенрод вдруг начал кое-что подозревать.
– Слушай, Родди, – теперь голос Пенрода звучал вполне дружелюбно, – Рина Мэгсуорт не твоя родственница?
Несмотря на то, что имя Рины Мэгсуорт взывало с множества газетных полос и заставляло содрогаться всю страну, Родерик никогда не слышал о ней. Газеты ему читать запрещали. Благородного же негодования, коим пылало его семейство по тому поводу, что дерзкая преступница осмелилась носить одну с ними фамилию, в его присутствии никто не выказывал. И все-таки он сразу сообразил: Пенрод Скофилд и Сэмюел Уильямс придают этому имени значение чрезвычайное. Да что там Пенрод и Сэм. Даже Герман и Верман, услышав о Рине Мэгсуорт, затаили дыхание и ждали, что он ответит. И это несмотря на то, что длительное пребывание в деревне нанесло значительный ущерб их образованию. Но, не умея читать, они были изрядно наслышаны о Рине Мэгсуорт.
Уверенность в абсолютном своем превосходстве – одно из самых опасных заблуждений. С ранних лет Родерик Мэгсуорт Битс-младший вместе с едой вкушал за столом рассуждения об исключительности своего рода. Что его больше всего поражало, так это то, что в компании сверстников никто не хотел признавать блестящих качеств, дарованных ему аристократической фамилией. Его беззастенчиво дразнили и всеми способами выказывали полное пренебрежение. И вот он почувствовал, что, наконец, наступил его звездный час. Видимо род Мэгсуортов, действительно, всемогущ, если таит в себе какие-то достоинства, перед которыми преклоняются даже эти циничные мальчишки! Ну, мог ли он, в чьих жилах текла кровь, исполненная всех мыслимых и немыслимых достоинств, упустить такой случай? Сказав «да», он докажет свое превосходство и, может быть, даже, наконец, они отстанут от него с расспросами о представлении.
– Родди, – повторил Пенрод торжественным тоном. – Рина Мэгсуорт не твоя родственница?
– Скажи Родди, – подхватил Сэм, который даже охрип от волнения.
– Она моя тетя! – воскликнул Родди.
В сарае наступила тишина. Сэм и Пенрод не могли оторвать глаз от мистера Родерика Мэгсуорта Битса-младшего. И Герман с Верманом вытаращились на него. Поступок Родерика трудно было назвать ложью во спасение. Скорее это была ложь к возвышению, и она принесла весьма ощутимые результаты. Его слова прозвучали для всех откровением. И никому даже в голову не пришло, что все это слишком эффектно, и уже хотя бы поэтому не может быть правдой.