Пенсия для киллера
Шрифт:
— И все-таки это мое дело, — выдавила она. — Не знаю, что ты себе напридумывал, но не равняй этих людей со старьевщиком. Если хоть волос упадет с их головы, ты покойник. Я об этом позабочусь. — Она уже практически кричала. — Чего ты добиваешься? Зачем выносишь мне мозг? Если у тебя есть ко мне вопросы, решай их со мной, не тащи случайных людей.
— Чего я добиваюсь? Сам не знаю. А чего бы мне добиваться? — Бык сделал шаг вперед и раздавил мандарин. Цитрусовый аромат разлился по всему переулку. — Люди часто спрашивают, чего хотят другие, не задумываясь о том, чего хотят сами. Ты хоть знаешь, что сейчас делаешь? Тебе даже не понять, что к чему, но ты продолжаешь идти дальше.
Бык приблизился к ней, и Когти на всякий случай схватилась
— Я хочу, чтобы ты поняла одну вещь, — продолжил Бык. — Я назвал тебя смешной не потому, что ему тридцать шесть, а тебе шестьдесят пять. Это прекрасно — влюбиться в того, кто годится тебе в сыновья. И пусть другие негодуют и говорят, что это омерзительно и что ты сошла с ума. Но в конечном итоге, когда вы оба состаритесь, возраст не будет иметь значения. Ты имеешь право смотреть на него и думать о нем. — Проходя мимо нее, Бык наклонился и прошептал: — Но не заслуживаешь этого.
Резкий аромат мандаринов заглушил запах папоротника, но когда Когти подняла глаза, Быка уже не было.
Как только она вошла в квартиру, Гиря тут же учуяла запах из пакета и пошла следом за хозяйкой. Но не потому, что аромат цитрусовых дразнил ее аппетит, просто он был новым. Когти поняла свою ошибку: раз уж они живут вдвоем с Гирей, следовало выбрать такого угощение, которым можно поделиться с питомицей. Кормить собаку кислыми фруктами нельзя. В прошлый раз, принеся персики, Когти на всякий случай справилась в Интернете и обнаружила массу предупреждений: «Не кормите своего щенка персиками». Тогда Когти решила последовать советам и теперь смутно вспомнила, что в списке продуктов, которые нельзя давать собакам, вроде фигурировали виноград и мандарины.
Персики. А что она с ними сделала? Когти совершенно про них забыла. После того как она отдала один старику, должно было остаться три. Нет, мать доктора Кана дала ей с добавкой, значит, их четыре штуки. Когти решила не угощать персиками Гирю, но теперь не могла вспомнить, съела ли остальные фрукты и когда.
Когти открыла холодильник. Поскольку она жила одна и ела мало, холодильник у нее был небольшой — всего на триста литров. Двадцать лет назад, когда она его покупала, такой объем считался средним. Нынче не найдешь холодильника меньше чем на пятьсот литров. Молодожены, выбирая технику для дома, начинают с восьмисотлитровых моделей с отдельными дверцами в каждой секции. Модели поменьше годятся разве что в качестве дополнительных, для хранения маринованной капусты кимчхи. Чем крупнее становятся холодильники, тем больше продуктов пропадает и отправляется на выброс. Когда восьмисотлитровые холодильники только появились в продаже, Когти подумала, что в таком можно временно хранить тело, от которого не удалось избавиться сразу. Но, конечно, она не стала покупать огромный холодильник. Когда крышки контейнеров с соленьями покрылись ледяной коркой, мастер заявил ей: «Для этого холодильника запчасти больше не выпускают. Пора приобретать новый». Но она неизменно качала головой, возражая, что он ведь еще морозит, и мотор не такой уж шумный.
Запчасти больше не выпускают.
Сломано. Устарело.
Пора от этого избавиться.
Говорю вам, он долго не протянет.
Заменить.
Когти изучила содержимое холодильника. Он был почти пустой, если не считать кимчхи и пары пакетов с закусками. Работая по нерегулярному графику, она забывала даже про эту скудную провизию, и большая часть продуктов пропадала. Вот и теперь можно выбросить все содержимое. Она открыла контейнер для фруктов и овощей.
Ну вот же они, три бурые раскисшие кучки, которые когда-то были персиками. Они были на грани перехода в жидкое состояние. Придя домой, Когти, должно быть, съела одну штуку и тут же забыла про остальные.
Когти открыла пакет для пищевых отходов, чтобы избавиться от некогда сладких, освежающих,
Глава девятая
Струйки белого дыма поднимались в воздух и переплетались друг с другом, словно руки матери, обнимающей ребенка. Рю взглянул на дым, потом на Чо и ребенка. Струи соединились в неразделимое облачко, а потом исчезали. Когти молча наблюдала за Рю. Его лицо выражало не столько горе и боль, сколько застарелое сожаление о неисполненном долге. В то время как Когти молилась сначала о прощении, а уж после — за упокой душ погибших: «Мне так больно смотреть на него, на его темный костюм и белую повязку на рукаве, на его напряженные плечи, прямую спину и ноги. Мне так хочется положить руку ему на плечо и прижаться щекой к его спине — прости меня не только за то, что хочу это сделать, но и за то, что думаю об этом».
Она не впервые видела Рю в официальном костюме. Обычно он надевал светлосерый или синий костюмы, но только в те дни, когда предстояла встреча с очень важными и влиятельными клиентами. На разные случаи у него был целый набор визиток: такая-то корпорация, такая-то сфера деятельности, такая-то продовольственная компания. На всех визитках он значился в статусе директора. Называл ли он себя директором малой семейной фирмы или подставной компании, меняющей вывески каждый день, стоило ему, облаченному в костюм, протянуть карточку, как люди начинали слушать его гораздо охотнее. Когти это казалось странным, ведь ни один из клиентов ни на секунду не верил, что Рю возглавляет какую-то корпорацию. Богатые и влиятельные люди обращались к нему, потому что не хотели сами марать руки. Те же, кто происходил из иных слоев общества, отдавали ему все, что имели, в отчаянии, умоляя и унижаясь.
В конце концов Рю заключил договор с посредником, который занимался импортом и военными поставками, и заполучил визитку, на которой в две строчки значилось: «Санэпидемконтроль» и «Уничтожение вредителей». Впрочем, те, кто к нему обращался, уже знали, чем он занимается и какие пожелания может реализовать, от каких проблем избавить и о чем позаботиться.
Его небрежное «неплохо» действовало на Когти как заклинание, хотя к тому времени она уже взяла на себя половину работы. Прошло четыре года с того дня, когда она вспорола горло американскому солдату, и Рю обучил ее всем известным ему премудростям ремесла.
Чо в работе не участвовала, даже не пыталась. Она была обычной домохозяйкой. Ее призвание состояло в том, чтобы рожать и воспитывать детей, не спрашивая мужа, где и как он зарабатывает деньги. Она была молчалива и бесконечно терпелива и не пыталась вникнуть во все подробности того, чем занимался Рю. Однако она знала достаточно, чтобы понять: работа у него не только нечистая, но и очень опасная. Чо безропотно приняла Когти в качестве помощницы Рю и не жаловалась на то, сколько времени ее муж и девочка, которую тот когда-то подобрал на улице, проводили вне дома. И даже когда девочка выросла и уже больше не была ребенком, Чо продолжала готовить ужин для них обоих, хотя никто не мог дать гарантию, что однажды они не вернутся домой как пара. Будучи глубоко беременной, Чо по-прежнему обстирывала их, но, глядя, как в тазу с водой переплетаются белье Рю и носки девочки, не могла не испытывать осуждения. И все же ради будущего ребенка заставляла себя улыбаться.