Пепел и экстаз
Шрифт:
Кейт лежала высоко на подушках, явно борясь за каждый вздох. Лицо ее было мертвенно-бледным, глаза мутными от боли.
— Кэтлин, — просипела она и слабо пошевелила рукой, пытаясь дотянуться до внучки.
— О ба! — Кэтлин разрыдалась, осторожно беря в свои ладони руку бабушки. Ничего не видя от застилавших глаза слез, она опустилась перед кроватью на колени. Смутно она сознавала, что сзади к ней подошел Рид. Молча он положил ей руки на плечи, словно пытаясь таким образом передать ей часть своих собственных сил.
Кейт с трудом подняла руку и погладила яркие спутанные волосы.
— Ах ты, моя
Кэтлин, безудержно рыдая, схватила хрупкую руку Кейт.
— Не пытайся разговаривать, Кейт, — мягко произнес Рид, глядя с нежностью на старую даму, которая сейчас, по прошествии многих лет, вызывала у него лишь любовь и огромное восхищение. — О Кэтлин не беспокойся. У нее все будет в полном порядке. Я об этом позабочусь.
— Я знаю, — с трудом прошептала она, — а иначе я буду вечно преследовать тебя, не давая покоя!
— Не уходи, ба, — молила Кэтлин. — Ты нужна мне.
Кейт слабо помотала головой из стороны в сторону.
— Нет, девочка. Ты здоровая и сильная, настоящая О'Рейли. Не бойся. У тебя все будет в полном порядке, как сказал Рид. Я об этом позаботилась. — Последняя фраза удивила Рида с Кэтлин, но у них не было времени задумываться над ее смыслом, так как в этот момент Кейт, собрав последние силы, снова заговорила: — Я рада, что мы были вместе эти последние годы. Я люблю тебя, девочка. Помни меня…
— Всегда, ба, — рыдала Кэтлин. — Всегда. И я тоже люблю тебя.
Совершенно обессиленная, Кейт молчала. Откинувшись вновь на подушки, она с шумом ловила ртом воздух, и эти хрипящие звуки раздирали сердце Кэтлин. Рид смотрел на столь похожих друг на друга бабушку и внучку, и в глазах его стояли слезы. Он бы с радостью пожертвовал собственной жизнью, только бы облегчить им их боль.
Прошло, возможно, с четверть часа, когда Рид вдруг понял, что слышит лишь рыдания Кэтлин. Мучительное хрипение Кейт прекратилось. Нежно он высвободил пальцы жены, сжимавшие руку старой женщины.
— Все кончено, Кэтлин. Она умерла.
— Нет! Нет! Я ее не отпущу! — Кэтлин попыталась вновь схватить руку бабушки, но Рид не дал ей этого сделать, обняв за плечи и заставив подняться с пола.
— О Господи, Рид! Что я буду делать без нее? — причитала Кэтлин, отчаянно прижимаясь к мужу в попытке найти в его объятиях убежище от несправедливости жизни.
Несколько мгновений Рид крепко прижимал Кэтлин к груди, давая ей возможность выплакаться, затем взял на руки и отнес в гостиную, где нежно опустил на диван. Отдав нужные распоряжения слугам, он послал человека в Чимеру за матерью и Изабел, зная, что они сделают все, что требовалось, и утешат Кэтлин в ее горе. Сам он чувствовал себя чертовски беспомощным и никчемным.
Последующие два дня Кэтлин ходила как в тумане. Кейт лежала в гостиной с дверьми, обитыми черным крепом, и друзья, и соседи приходили попрощаться с ней и выразить соболезнования семье. Кэтлин отказалась уехать из Эмералд-Хилла до похорон, пробормотав что-то невразумительное о своем нежелании оставлять Кейт одну. Она расположилась вместе с Ридом в спальне на втором этаже, но спала
Мэри возвратилась в Чимеру к детям, а Изабел осталась в Эмералд-Хилле с Ридом и Кэтлин, делая все необходимое для поддержания в доме порядка.
День похорон выдался неуместно ярким и солнечным. Кейт похоронили рядом с Шоном О'Рейли под огромным старым дубом неподалеку от дома. Вокруг их могил простирались во всем своем сверкающем великолепии луга, такие же ярко-зеленые, как и та земля, откуда они сюда приехали.
Во время похорон, как и в дни, предшествовавшие им, Рид не отходил от Кэтлин. Глубина ее горя его просто потрясала. Никогда прежде он не видел жену в таком состоянии, и это невольно заставляло его спрашивать себя, горевала ли она о нем так же сильно, когда думала, что он погиб.
Откуда-то Кэтлин брала силы оставаться внешне довольно спокойной в присутствии посетителей, хотя глаза ее почти всегда были на мокром месте и лицо красным и опухшим от постоянных слез. Иногда она совершенно неожиданно куда-то исчезала, и Рид находил ее горько рыдающей в каком-нибудь укромном уголке. Она не пыталась сдержать своих рыданий и кричала от терзавшей ее боли громко, во весь голос, как раненое животное. Вид испытываемых ею страданий разрывал Риду сердце. Он не мог видеть Кэтлин в таком состоянии, не мог видеть, как трясутся ее плечи от душивших ее рыданий, не мог слышать по ночам ее громкие стенания.
Наконец не выдержав, он решил поделиться своими опасениями с матерью.
— Она почти ничего не ест, — сказал он, печально качая головой. — И она так сильно переживает из-за смерти Кейт! Боюсь, как бы она не заболела.
Мэри, сама расстроенная смертью своей дорогой подруги и все еще сердившаяся на сына из-за его поведения, резко ответила:
— Твое беспокойство о своей жене просто трогательно, особенно учитывая то, как относился ты к ней все эти последние месяцы! Однако должна сказать тебе, нынешнее горе Кэтлин ничто по сравнению с тем, как она убивалась, когда ей сообщили, что ты погиб. Никогда еще я не видела человека, который горевал бы так сильно, как она тогда. — Мэри тяжело вздохнула. — Ты правильно делаешь, что волнуешься, сын. Все это, конечно, вредно ей в ее положении, но, Бог даст, все обойдется. Может, это и к лучшему, если она выплачет сейчас свое горе, вместо того чтобы таить его в себе. Это поможет ей быстрее оправиться.
Слова матери заставили Рида задуматься. Может и вправду, чем больше горевал человек вначале, тем быстрее он оправлялся от своего горя? Не этим ли объясняется то, что Кэтлин изменила ему менее чем через год после получения ею известия о его смерти? Или он просто пытается найти благовидный предлог для оправдания ее поступка?
Но как бы там ни было, она ждала сейчас ребенка, и отцом его вполне мог быть Жан. При этой мысли Рид заскрежетал зубами. Итак, ничего другого не остается, только ждать. Лишь когда ребенок появится на свет, ему станет окончательно ясно, может ли он простить Кэтлин или нет.