Пепел и кокаиновый король
Шрифт:
…Отто фон Лахузен не имел права на ошибку.
Когда стало известно, где укрылся беглец, и только-то и осталось, что захватить его или, как допустимый вариант, уничтожить, Лахузен поставил в известность шефа. Они с «Канарисом» посовещались, после чего «адмирал» связался с Лопесом и заверил того, что «Новому абверу» по силам справиться самому. Да, они с «Канарисом» рисковали. Сорвись рыбка с крючка и тогда о деньгах богатого грязного латиноса можно забыть навсегда. Но запроси помощи у Лопеса — тоже не получишь всей суммы обещанного вознаграждения, да и авторитет «Нового абвера» упадет ниже нижнего предела.
Лахузен
Итак, люди на позициях, перекрыты все возможные отходы противника, сам Лахузен стоит у поворота с лестницы в коридор, застланный давно не чищенным, линялым ковром. В этот коридор выходит дверь того самого номера «сорок три». Осталось дать отмашку к началу операции. Дичи некуда деться….
…Под окнами звякнуло и покатилось. Похоже, задели ногой бутылку, затерявшуюся в траве, которой буйно поросли стыки каменных плит. Ожидаемо. Их обложили в номере, как зверей в логове. Но Пепел потому и выбрал номер «сорок три», что не исключал такой пакостный разворот событий.
Шарканье ног в коридоре затихло возле двери. Интересно, будут стучаться или сразу начнут вышибать? Пепел, двигаясь беззвучно, отступил в комнату, подозвал к себе белоруса.
— Уходи, как показывал, — звуки, покидая губы Пепла, чуть шелестели, будто листья на небольшом ветру. — Даже, если тебя заметят, не беги, ты им на хрен не нужен. Встретимся через два часа на причале. Помнишь причал?
Витась замахал руками, протестуя, мол, я приму бой плечом к плечу. Пепел показал белорусу кулак.
— А вдруг это не полиция? — на ухо Сергею прошептал Витась.
— Ясен пень, не полиция. Потому вали и быстрее. Пошел! — Пепел толкнул бульбаша в плечо.
В дверь постучали. Пепел не отозвался. Ну, мало ли, не слышит человек! Постучали еще раз, настойчивей.
Витась же тем временем, ступая на цыпочках, подобрался к пуфику из гобеленовой ткани, на котором лежал его чемодан, уцепил галантерейное изделие за ручку… Сергей предостерегающе шикнул, мол, ты что, рехнулся? Печально вздохнув, белорус, откинул крышку, вытащил бритву, память об отце-курортнике, сунул ее в брючный карман. И заскрипел половицами по направлению к камину.
Оставшийся со времен владычества печного отопления камин — вот причина, по которой Пепел облюбовал для дислокации гостиничный номер «сорок три». По ширине дымоход камина мог сравниться с дорожкой метрополитеновского эскалатора. И что самое приятное — кладка дымохода была частично разрушена, пустоты из-под выпавших кирпичей образовывали преудобнейшие ступени. Взобраться по ним наверх могла бы и синьора в преклонных летах. Во втором снятом ими, сорок четвертом номере, стояла голландская печь, которую как спасательное средство, увы, не используешь. Из сорок четвертого только разве в окно сигать, пытаясь угодить между пришвартованных гондол.
На
— Ху из ит?
— Я, горничная, — ответил ему девичий голосок тоже по-английски. — Мне надо у вас прибраться.
— Ноу, ай… э-э… эм, эм, — на ум никак не приходили подходящие английские слова вроде «занят, устал, хочу побыть один, мне нужно закончить работу над докладом», — ноу, ноу, синьорина. Синьорина, чао, чао!
Витась переступил каминный экран, забрался в проем, пропихнул туловище в жерло дымохода, вот уже видны одни ноги, вот эти ноги дрыгнулись и скрылись из виду. Вниз посыпалась крошка, на волю вырвалось облако сажи, грохнулся кирпич.
«Синьорина» за дверью еще раз попробовала уговорить клиента и, напоровшись все на те же «ноу, ноу», замолчала. Ко всему прочему, думается, ее, как и ее подельников, приводили в недоумение странные звуки, доносящиеся из-за двери.
Да, Пепел немножко размялся, переставив мебель. А разве не может он чуточку подготовиться к венецианской битве при отеле? Вспомнилась старая шутка: «Прелставьте, какие мысли бродят в голове хирурга, когда он режет шашоык».
Все, за дверью установилось предгрозовое молчание. Ясно, что неудавшуюся «синьорину уборщицу» отодвинули в сторону и распределяют роли на вторжение. Вот сейчас и начнется, понял Пепел…
…Першило в горле от сажи, слезились глаза. Находить опору для рук и ног было несложно — выбоин хватало. Но быстрого карабканья все равно не получалось, пока разглядишь во мраке или нащупаешь, где там пустоты, пока отплюешься от всей этой дряни, что роится в трубе, пока убедишься, что кирпич тут же не выкрошится. Витась пробирался все выше, чувствуя себя этим, как его… Ну как же зовут этих обормотов? Он взглянул наверх, посмотреть сколько осталось, разглядел квадрат света метрах в двадцати над собой и — вспомнил. Спелеологом он себя чувствовал, вот кем…
…Фридрих и Карл-Хайнц, в каждом из которых сидело по сто с небольшим килограммов, разбежались от противоположной стены и впечатали железные плечи в деревянную преграду. Дверь содрогнулась и устояла, косяк хрустнул и тоже устоял. Фридрих и Карл-Хайнц снова отступили к противоположной стене.
— Отставить, — приказал Лахузен. — Не станем терять время. Огонь!
Пепел услышал: «Фойер!», и захлопали, затрещали выстрелы. Полетела щепа. Вокруг замка быстро вырос черный круг. Искалеченная дверь вздрогнула под ударами ног и под треск доломанного замка отлетела от косяка. Фридрих и Карл-Хайнц первыми ворвались в номер, увидели перед собой темные силуэты с оружием и, не задумываясь, вдавили спусковые крючки короткоствольных израильских «Узи».
Зазвенело, стало осыпаться осколками и вдруг с грохотом целиком обвалилось зеркало, много десятков лет отражавшее людей в полный рост. Фридрих и Карл-Хайнц в пороховом дыму остолбенело таращили глаза, не понимая, как они могли принять отражения за живых людей. И тут они наконец увидели живого человека, он вырос над креслом, сжимая двумя руками пистолет. Два выстрела прогромыхали почти слитно. Фридрих и Карл-Хайнц — один с пробитой грудью, другой с пробитой головой — упали на пороге. Еще две пули ушли в коридор, заставляя остальных лопесовцев отпрянуть под прикрытие стен.