Пепел и пыль
Шрифт:
— О рисе? — переспрашивает Бен. Кивает мне на тарелку. — Сегодня картошка.
Я выпячиваю челюсть, показывая, что мне сейчас не до шуток. Бен подавляет смешок, скрывая его за коротким кашлем.
— Расслабься, Романова, — говорит он. — Я всего лишь пытаюсь разрядить обстановку.
— Спасибо, не надо. Мы её уже разрядили, когда уселись вместе. А у меня серьёзный и очень важный разговор.
— Что такого важного может быть, что не даст мне спокойно, в тишине насладиться сим прекрасным обедом?
— Христоф приходил ко мне ночью, принёс
Когда моё откровение не вызывает реакции, на которую по уровню бурности я надеялась, добавляю:
— Но вообще-то он пришёл, потому что я ему дорога, и он не хочет мне вредить. А то он собирается делать это со всеми и, поверьте мне, в этом случае небольшая заварушка в церкви покажется вам детским утренником. Так что ты, Бен, можешь продолжать смеяться, вот только меня его праведный гнев никак не коснётся, в отличие от вас.
То ли моя дерзость, то ли моя уверенность, то ли всё вместе, но действует не иначе как волшебным образом — Бен серьёзнеет, перестаёт паясничать и вместо этого обращает на меня мрачный взгляд. Нина перестаёт жевать.
Атмосфера вокруг нашего стола превращается в ограждённый напряжением купол.
— Так, а вот с этого момента поподробнее, — понижая голос, говорит Нина. — Он собрался устраивать повтор битвы на Правобережье?
— Чёрта с два.
— Конкретнее.
— Послезавтра будет бал в честь подписания пакта Единства, и Рис решил немного разнообразить стандартную программу массовыми убийствами.
Я стараюсь говорить как можно тише и специально проверяю, не подслушивает ли кто-то нас, но всё равно складывается неприятное ощущение, словно только глухой не услышал моё тревожное сообщение.
— Ещё конкретнее, — требует Бен.
— Мы с тобой видели, что процесс переливания крови химерам уже в самом разгаре. Плюс к этому, будучи марионеткой Христофа, Влас сумел синтезировать катализатор, ускоряющий процесс вживления. Рис повторит его по рецепту и сделает своих химер жизнеспособными не за месяцы, а за дни. — Я делаю паузу, чтобы вдохнуть побольше воздуха. — На балу будут все: Совет в полном составе, включая Авеля, друзья Христофа, предавшая его невеста. Рис собирается отнять их жизни так же, как они когда-то отняли его.
Нина не сумела или не пожелала скрыть отвращение. Губы Никиты, и без того тонкие, теперь, поджатыми, выглядят как две ниточки.
— Почему он так тебя защищает? — вдруг спрашивает Бен.
Прищурившись, он оглядывает моё лицо. Знаю я этот взгляд.
«Ну и что же в тебе такого особенного?»
— Аполлинария стала другом Риса, когда все от него отвернулись. Он делает то же, что сделал ты, когда отправился за Марком в Огненные земли, и я, когда…
Конец предложения встаёт комом поперёк горла. Я откашливаюсь, собираюсь с силами и продолжаю:
— Он попросил полностью ему довериться, и я согласилась.
—
— Он был уверен в моей верности и мог бы что-то заподозрить, если бы я отказалась.
— Заподозрить что? Что ты адекватно соображаешь? Что не хочешь становиться свидетелем геноцида?
Голос Бена с каждым словом становится всё громче. Я боязливо вжимаю голову в плечи и перевожу взгляд на Нину, надеясь, что ей удастся усмирить Бена.
— Так, ладно, — Нина сильно сжимает Беново плечо, он даже морщится. Вместе с этим и я ощущаю дискомфорт в плечевых костях. — Не знаю, с какого жиру бесится сейчас Бен, но, если кому-то всё ещё интересно моё мнение, я считаю, что ты поступила правильно, и мы сможем вынести свою выгоду из этого дуэта.
— Какую ещё выгоду? — сквозь стиснутые зубы уточняет Бен.
— Христоф расскажет ей свой план, — предполагает Нина. Я киваю. — К тому же, это какая-никакая, а всё-таки слежка. Правда, Слава, — Нина сводит брови к переносице. — Ты должна понимать, что ситуация может повернуться в ту сторону, где тебе придётся решать: убить Христофа или быть им убитой.
— Он не станет, — начинаю я, но Нина перебивает меня:
— Мы не знаем наверняка. У защитников есть поговорка: если тебе кажется, что опасность миновала, значит, худшее ещё впереди.
— Например, если не забывать, что Христоф, в первую очередь, крайне сильный страж и ведьмак с наклонностями Гитлера и Франкенштейна, — напоминает Бен, кажется, успокоившись.
Правда, теперь он пытается выместить всю свою злобу на бедной картошке, активно превращая её в пюре.
— Он всего лишь хороший зельевар, — поправляю я. — А я не собираюсь принимать его…
Замолкаю, вспоминая о мази для плеча, которую использовала, даже не задумываясь.
— В чём дело? — спрашивает Нина, замечая смущение на моём лице.
— Ничего, — я жму плечами. — Просто только что вспомнила, что та мазь была какой-то странной.
— Чудненько, — Бен улыбается, но за этой улыбкой не скрывается ничего хорошего. — Мы официально худшая компания по спасению человечества.
— Может, есть какой-то способ оградить меня от его магии? — предлагаю я, пытаясь хоть как-то показать, что ситуация не настолько провальная, насколько её пытаются показать ребята.
— Ну, допустим, — говорит Бен. Я практически вижу, как шевелятся извилины в его голове: попытки выудить знания из воспоминания Алексея. — Есть защитная суспензия. Она помогает ослабить действие любой магии. Всё необходимое найдётся в лаборатории хранителей, кроме, разве что цветков эдельвейса, потому что они чрезвычайно редкие и то, что есть у штаба — это последний, собранный ещё законно, запас.
— Отлично, — Нина демонстрирует нам оттопыренный в кулаке большой палец. — Время ограбить тех, кому мы служим. Ну и когда нас это вообще останавливало? Сделаем это ночью.