Пепел и пыль
Шрифт:
— Лаборатория на ночь закрывается под ключ, — парирует Бен. — Ключ хранится в кладовой… Там же, где и запас эдельвейса, кстати.
— Ага, а кладовая — собственность того странного бородатого мужика, — вспоминаю я.
Никто не знает его имени. Потрёпанного вида мужчина, живущий на полном обеспечении штаба, напоминает местного призрака. Он не охранник и уж тем более не инструктор. Даже не чей-то родственник, чтобы его присутствие терпели вынуждено. Собственно говоря, он никому и не мешает: спокойно делает свою работу, следя за велеными
И всё же, как вижу по воспоминаниям Аполлинарии — странный он.
— Я пойду, — говорю сразу, не давая кому-либо сделать это раньше меня. — А с мужиком как-нибудь справлюсь.
Бен прыскает.
— Во-первых, его зовут Бажен, а во-вторых, посмеялись — и хватит. Давайте просто минуту хорошенько подумаем.
— Эй, — я подаюсь вперёд, чтобы толкнуть Бена, но Нина успевает меня остановить.
— Как ты достанешь цветок из крохотного помещения, где каждый угол просматривается с любой точки? — спрашивает Нина. — Да и этот, — как его? — Бажен оттуда почти не выходит.
— Ну, — я пытаюсь быстро что-то придумать. — Как насчёт соблазнения?
— Ты? Соблазнить? Не смеши нас.
— Я вот сейчас из последних сил пытаюсь не принимать ваши слова на свой счёт, но это у меня не получается. Вы же не знаете…
— Мы знаем тебя достаточно хорошо, чтобы понять — для тебя такая миссия невыполнима.
Мне бы обидеться, да не на что.
— Всё равно из нас троих девушкой осталась только я, — напоминаю я. — К тому же, — делаю паузу, чтобы сглотнуть; то, что я планирую сказать, саднит горло миллиардами иголок. — Моя лучшая подруга была той ещё штучкой. Я видела, как она флиртует, постараюсь последовать её примеру.
— Я уже вижу это фиаско во всей красе, — усмехаясь, говорит Бен.
Он встаёт, задевая ногой стол. Тарелки и приборы жалобно позвякивают.
— Другие варианты? — спрашиваю я, хмуря брови.
Тоже поднимаюсь со стула. Неотрывно гляжу на Бена, он — на меня. Только догадываться могу, что творится в его блондинистой голове. А что касается меня, то пусть попробует придумать хотя бы одну логичную причину мне не делать задуманного.
— Я пойду, — произносит он совершенно спокойно, что не даёт мне и на секунду усомниться в серьёзности его слов.
— А чем ты лучше?
— Нам нужен компонент для суспензии. Мы хотим работать в лаборатории хранителей. Я — хранитель. Шах и мат.
— Ладно, детишки, — за нами поднимается и Нина. — Успокойтесь. Пойдёте оба, только без глупостей. И вам повезло, что сейчас на повестке дня этот самый треклятый бал, а потому мне некогда с вами нянчится, так как нужно снова идти к Авелю, чтобы обсудить план охраны здания на мероприятие. Кстати, постараюсь максимально её усилить, раз уж бал планируется, — Нина делает пальцами кавычки, — «с огоньком».
Нинина шутка вызывает у меня улыбку, и это пугает. Я перестаю видеть границы, которые пересекать ни в коем случае нельзя, если ты всё ещё планируешь оставаться человеком.
***
Цветки эдельвейса хранятся в комнате под главной лестницей, забитой пыльными бумагами, разными склянками и книгами. Из-за хлама помещение кажется ещё меньше, чем есть на деле. Когда Бен закрывает за нами дверь, словно из ниоткуда появляется мужчина лет тридцати пяти. На нём замызганные брюки, пиджак с дырами. Лицо сильно заросшее, густая борода не позволяет мне разглядеть губы и щёки. Волосы тёмные, но не чёрные, в беспорядке торчат во все стороны.
— Чего надо? — спрашивает он грубо, отчего мой боевой настрой рушится, как карточный домик.
Я открываю рот, но внезапно не могу произнести ни звука. Зато вместо этого слышу другой голос у себя в голове:
Постарайся быть милой. Помнишь, что говорил наш физик, индюк надутый, любитель, чтобы к нему с комплиментами да всякими добрыми словами лабораторные подходили защищать? Ласковый телёнок двух маток сосёт.
Мы всегда были вместе, и одна из нас постоянно болтала без умолку. Так как так выходит, что сейчас, когда я вновь слышу голос Лии, то едва его узнаю?
— Здравствуй, — произносит Бен, выходя из-за моей спины.
— Алексей, — Бажен явно удивлён увиденному.
Я думала, что никто его не знает, но, похоже, и здесь Алексей со своим чертовски добрым сердцем оказался первее всех.
Расслабься и улыбнись.
— А я Аполлинария, — сообщаю я, взмахивая рукой в жесте приветствия.
Ты всё ещё ужасная актриса.
Бажен хмурит густые брови. Его взгляд, ощупывающий меня с ног до головы, я чувствую физически.
— Давненько тебя не было, — произносит Бажен, снова обращаясь к Бену. — Я уж подумал, что ты окончательно про меня забыл.
Косо гляжу на Бена. Почему он не сказал, что хорошо знаком с мужчиной из подвала?
— Извини, — с долькой вины в голосе отвечает Бен. — И чести мне сейчас не делает то, что я пришёл не просто так, а по делу.
— Как же иначе, — выдыхает Бажен, и я могу поклясться, что он даже ухмыляется. — Чем обязан?
Странный мужик какой-то. Мне он не нравится.
— Мне тоже, — шепчу я под нос.
— Чего бормочешь? — спрашивает Бажен резче и грубее, чем он общается с Алексеем.
Явно какое-то предвзятое отношение. Я качаю головой. Заметка для себя: нельзя разговаривать с голосами в голове в присутствии посторонних.
— Нам бы цветков эдельвейса, — произношу немного робко. — Парочку.
Стоило позволить Бену самому озвучить просьбу. Кажется, они не только знакомы, но ещё и общаются.
— Не хочу, чтобы он заграбастал себе лавры самого полезного участника нашей команды, — ворчливо замечаю я, понижая голос.
— Зачем вам эдельвейс? — спрашивает Бажен, складывая руки на груди. — Его цветки — большая редкость. А ещё ими последний раз пользовались лет пятнадцать назад. К тому же, на подобные растения необходима письменная расписка от куратора или инструктора. Ваша при себе имеется?