Пепел и пыль
Шрифт:
Я знаю, что он уже не даст мне изменить решение. Всё, что происходит сейчас — имитация выбора: он спрашивает, но при этом начинает настаивать, когда я высказываю сомнение.
— Тогда пойдём, — я протягиваю Рису свою ладонь, и он некрепко её сжимает: так, что мне не покажется, будто он тащит меня насильно, но так, что я при всём желании уже не смогу вернуть её ненавязчиво и незаметно.
Через портал мы проходим вместе, по цепочке, я — замыкающая. Как я и предполагала, он переносит нас в подземную лабораторию, где нам с Беном уже посчастливилось побывать —
Но сейчас здесь всё по-другому.
Клеток меньше, а те, что остались, заняты вполне здоровыми живыми существами. Я не могу назвать их людьми или причислить к другим формам жизни: все они сейчас представляют из себя настоящую смесь. Если раньше химеры, которые нам встречались, внешне сильно походили на людей и признаки своего настоящего происхождения проявляли лишь с помощью процесса трансформации, то теперь все они уже были частично каждым из известных нам видов.
Это прекрасно и ужасно одновременно.
— Ну вот, — Христоф разводит руки. — Место, ставшее мне домом за последний почти что десяток лет. Что скажешь?
— Мрачновато, — говорю я, а сама пробегаю взглядом по всему, за что можно зацепиться.
Нужно всё запомнить, чтобы потом рассказать Бену и Нине.
— Вопросом света я уже занимаюсь, — Рис кивает на расставленные на столе свечи. — Поскорее бы уже электричество стало всем доступно, и тогда не придётся всё время обжигаться во время рабочего процесса.
Теперь трубки ведут ни к одному большому чану, оставленному на столе: у каждой из химер индивидуальная «поилка», подвешенная на потолке клетки. Любопытство берёт вверх, я подхожу ближе. Химеры не сводят с меня взгляда, но складывается ощущение, словно они смотрят сквозь; уж слишком сильное на лицах безразличие.
Машу рукой перед первой химерой. Ничего не меняется.
— Они тебя видят, просто ждут моего приказа, позволяющего им выдать реакцию на твоё присутствие, — говорит Рис. Он встаёт за моей спиной. — Я могу попросить его свернуть тебе шею, и он не будет переспрашивать дважды.
— Приму к сведению, — отвечаю я.
Только по одной причине сейчас меня не охватывает паника — я уверена, Рис этого не сделает. У него уже был десяток поводов убить меня, не думаю, что он упустил их ради момента, чтобы сделать это здесь, в его святая святых.
— Шутка, — шепчет Рис и кладёт свои ладони мне на плечи. — Просто пытаюсь разрядить обстановку.
Он стоит вплотную ко мне, и я чувствую затылком его ровное сердцебиение.
— Эти химеры совсем не похожи на тех, с которыми мне пришлось сразиться в церкви. Те выглядели больными, а эти…
— Сильные и здоровые, как никогда, — продолжает за меня Рис. — Пришлось, конечно, немного пожертвовать на добровольных началах. — Обе руки Христоф вытягивает вперёд. Я вижу перемотанные запястья и удивительной красоты фиолетово-красные синяки на сгибах локтей.
Я окончательно убеждаюсь в том, что Нити Времени он носит не на руке.
— Ты дал им свою кровь? — спрашиваю я.
— Не волнуйся, у меня есть отвар для быстрого восстановления
Рис обходит меня и сам оказывается перед клеткой.
— Их осталось всего пятнадцать, — произносит он с грустью.
— А сколько было?
Рис мельком оглядывается на меня через плечо.
— Ты уверена, что хочешь знать конкретную цифру?
Я пожимаю плечами, и, хотя этого жеста Рис уже не видит, он не продолжает развивать тему. Вместо этого манит меня за собой, демонстрируя все клетки и их обитателей. Я узнаю не всех. Полагаю, что многие из видов решили навсегда покинуть Старый мост именно после той войны, которая уже случилась в моём настоящем, но теперь никогда не случится в прошлом.
— Я всё думаю насчёт формы, — говорит Рис, хлопая себя по грудкам. — Что-то стильное, но устрашающее. Может, немного кожи?
— Немного кожи? — переспрашиваю я.
Рис смеётся над моей растерянностью.
— Я не очень хорош в моде. Спросишь совета у своей тёти?
— Не думаю, что она захочет сшить пару десятков костюмов для команды зла.
Только когда слова назад уже не вернуть, я понимаю, какую глупость себе позволила. Лицо Риса на мгновение перекашивается.
— Извини, — поспешно бросаю я, но раньше, чем это происходит, Рис снова становится собой.
— Мы не команда зла, Аполлинария. Но мне определённо льстит тот факт, что ты считаешь нас командой.
— Извини, — ещё раз повторяю я.
Рис отмахивается. Следующая наша остановка — стол с оборудованием. Рис рассказывает, для чего что необходимо, не углубляясь в детали и определяя лишь конкретные функции того или иного предмета. Но именно этого мне и достаточно, чтобы запомнить.
— Наверху — матушкина аптека. Сейчас я стараюсь редко заходить в торговую её часть, ограничиваюсь спальной комнатой и этим подвалом. — Рис замолкает. Касается переносицы, закрывает глаза. — Слишком много воспоминаний.
Рис хочет, чтобы я была ему другом, и я решаю подыграть — кладу ладонь ему на плечо и некрепко сжимаю.
— Ты как? В порядке? — спрашиваю осторожно, чтобы не наткнуться на гневную реакцию.
Рука Риса ложится на мою ладонь.
— Да, — отвечает он.
Лёгкая улыбка трогает его губы. Когда он открывает глаза, я не вижу слёз, хотя до последнего их жду.
— Я рад, что ты сейчас здесь, со мной.
Ему хватит моей улыбки в ответ? Решаю подкрепить её словами и говорю:
— Я уговорила Розу прийти на бал. Она очень заинтригована новостью о незнакомце, пожелавшем её там увидеть.
Рис шумно выдыхает с коротким смешком. Его щёки розовеют, а в глазах вспыхивает само солнце. Сейчас Рис такой юный, такой взволнованный, такой красивый…. Он напоминает мне Даню, пару лет назад умудрившегося влюбиться в Амелию — нашу одноклассницу и его коллегу по художественной школе: тихую девочку-одиночку, которой ни до кого нет дела.
По крайней мере, именно так мне казалось, пока однажды я не заметила, как на перемене она, с кроткой улыбкой на губах, передавала Дане кисти, о которых накануне вечером он мне все уши прожужжал.