Пепел и пыль

nastiel

Зрение никак не хочет фокусироваться. Я выставляю руки перед собой, упираясь в плечи бездомного. Чувствую, как под ладонями что-то двигается. Раздаётся треск — с таким звуком обычно лопается одежда. Наконец различаю не размытое пятно, а лицо. Точнее — морду. Это уже не человек, но ещё и не волк; что-то среднее, и от этого ещё страшнее.

У меня есть пистолет, но я не могу выбраться из-под оборотня.

Он слишком силён.

А вот я слабая.

— Слава, сопротивляйся, — говорит Анита.

Она больше не смеётся.

Оборотень надо мной

извивается, словно змея. Клацает зубами в сантиметрах над моим лицом. Я не понимаю, откуда во мне столько физической силы, что на вытянутых руках я всё ещё могу сдерживать его. И всё же в этом мало толку — так я не смогу выстрелить. Вспоминаю про нож, который сунула за пояс джинсов. Его вытащить мне удастся только в том случае, если я уберу одну руку, но тогда оборотень, скорее всего, сожрёт моё лицо.

Его слюна и так уже затекает мне в нос.

Лишь бы не стошнило.

В голову приходит единственно верное решение. Я видела это в передачах про собак, точнее, про их тренировку, где кинологи надевают на предплечье специальный мягкий нарукавник и выставляют его перед собой.

Жаль, конечно, что у меня нет такого нарукавника.

В одно мгновение убираю правую руку, а левую сгибаю в локте, прикрывая лицо. Раньше, чем достаю кинжал, на предплечье смыкаются мощные челюсти.

Кричу от боли, слёзы застилают глаза.

Теперь нож у меня в ладони.

Я наношу удар.

Всё гаснет, когда я начинаю захлёбываться собственной кровью, которая тёплыми каплями орошает моё лицо.

Новенькая. Глава 7

— Слава?

В глаза бьёт свет, когда Анита снимает шлем с моей головы. Пока я расслаблено выдыхаю, она толкает меня в плечо, переворачивая, и отцепляет датчик.

— Ты умница, — говорит Анита. — С наклонностями суицидника, конечно, но умница.

Лежу на боку и смотрю на левую руку. Ни укусов, ни царапин, ни крови. Это было не по-настоящему. Имитация. Но боль такая сильная! Продолжаю таращиться на руку, всё ещё не понимая, чему верить: глазам, которые видят её живую, или воспоминаниям, которые продолжают проигрывать в голове последние секунды программы?

— Они всегда такие агрессивные? — спрашиваю я. — Оборотни?

И не узнаю свой голос. Сиплый. Слабый. Откашливаюсь, переворачиваюсь на живот. Выпрямляю руки, поднимаю корпус. Левая, от плеча и до кисти, идёт мелкой дрожью. Приходится ускориться, чтобы встать раньше, чем тело предаст меня, и я плашмя упаду обратно.

— Только те, у которых нет стаи. Отшельники, омеги. Такие оборотни быстро теряют разум, превращаясь в диких животных.

Рука пульсирует ноющей болью, но когда Анита спрашивает, чувствую ли я что-нибудь, отвечаю, что всё нормально. Не сказав больше ни слова, выхожу в коридор. Тут никого. Видимо, ребята ушли в тренировочный зал. На ватных ногах плетусь туда. Спарринги в самом разгаре: со всех сторон доносятся удары вперемешку с голосами, которые для меня быстро сливаются в один сплошной шум.

Перед глазами до сих пор морда оборотня.

Или лицо.

Я не знаю.

Обхожу

помещение по периметру и тогда понимаю, что самый более-менее тихий угол здесь — сектор с оружием. Иду туда, сажусь на пол, прислоняясь спиной к зеркалу, пытаюсь успокоиться. Его жёлтые зубы с такой силой вцепились в моё предплечье, что, будь это все реальностью, я бы попрощалась с рукой навсегда. А может и с жизнью.

Вот так просто: одна ошибка — и я труп.

Растираю руку, массируя мышцы пальцами. Боль не собирается уходить. Более того, она поднимается выше и вот уже захватывает плечо. Рука немеет. Затем горит огнём. Большого труда мне стоит отвлечься от своих ощущений и поднять глаза на нежданного гостя.

В проёме между стеллажами замер Бен.

— А я думал, выглядеть более жалко ты уже не сможешь, — произносит он.

Его слова немного приводят меня в чувства.

— Терпеть тебя не могу, — бормочу я. — А ведь мы знакомы меньше недели! Что будет, если я останусь? Мы убьём друг друга?

— Ненависть — хорошее чувство, — Бен пожимает плечами. Дёргает ногой, будто пинает что-то в воздухе. — Намного сильнее любых других.

— Но я не ненавижу тебя. Ты меня просто бесишь… Не знаю… На клеточном уровне.

— Взаимно. — Бен подходит ближе и приседает на корточки. — Только реветь не вздумай, ладно? — Просит он.

Я делаю вид, что не слышу его просьбы и спрашиваю:

— Что было в твоей программе?

— Сирены, — Бен морщит нос. — Целая банда. Ненормальные какие-то. Одна ранила меня в плечо осколком от пивной бутылки.

Мысль о том, что идеальному Бену тоже пришлось несладко, действует на меня как лёгкое обезболивающее.

— А у тебя что?

— Бомж-оборотень.

— Ооо, — понимающе протягивает Бен. — Первый уровень. Помню его. Ну, и как ты справилась?

Перед ответом я зачем-то демонстрирую ему свою целую руку.

— Лишилась конечности, но, кажется, вспорола ему брюхо.

Бен смотрит на мою руку, затем на меня, потом снова на руку. Ухмыляется.

— Отвага и безрассудство, да, коротышка? — спрашивает он. Затем, не дождавшись ответа, выпрямляется. — Пошли. Перерыв десять минут, потом снова к оборотню.

Новость огорошивает меня. Вернуться в имитационную комнату я планировала не раньше, чем дам клятву (в случае выбора в пользу защитников). Поднимаюсь на ноги уже на автомате. Мозг окончательно отключается, и на смену всем прочим ощущениям приходит мёртвый покой.

Боль в руке тем временем захватывает всё тело.

***

В этот раз в обед меня берут с собой в столовую. Она находится на втором этаже, между общей гостиной и корпусом миротворцев, и совсем не похожа на ту, в которой мы питаемся в школе. Тут в четыре ряда стоят длинные деревянные столы и стулья с высокими спинками, а также отсутствует прилавок или раздача, где обычно кухарки накладывают тебе в тарелку то, на что ты сам ткнёшь пальцем. Вместо этого из небольшого окошка сразу выдаётся поднос с готовой едой. А, главное, платить ни за что не надо.