Пепел Нетесаного трона. На руинах империи
Шрифт:
– Чем?
– Убийством.
Она вздрогнула, взгляд ее стал далеким.
– Тогда я буду молчать.
Рук хотел ответить, но не стал. Вопрос, говорить или молчать, бледнеет перед вопросом, жить или умереть.
– Так ты согласна?
Он ужаснулся, представив Бьен в
– Я не вижу выбора, – равнодушно ответила она.
Рук медленно, вглядываясь в ее лицо, кивнул. И понял, что готовился к спору.
– Пойдем. – Чтобы подняться на ноги, понадобились все остатки сил. – Нам надо поесть.
Она тоже встала. Он взял ее за руку. Впервые, сколько он ее знал, Бьен позволила себя вести.
Ли Рен вскинула голову им навстречу. Она сидела на потертом табурете, помешивая в чугунном котелке большой деревянной ложкой. Улыбка смяла ее лицо сотней морщинок и открыла редкие зубы.
– Как раз к ужину.
– Верно, – кивнул Рук. – Спасибо тебе.
– Стыдно-то как! – пробормотала старуха, опуская взгляд в дымящееся варево. – Стыдно.
«Стыдно». Что-то в этом слове, будто застрявшем у нее между зубов, заставило Рука остановиться. Поздно. Из лачуги посыпались вооруженные люди – двое, четверо, десятеро, – все с копьями или арбалетами.
– Эти, – сказала Ли Рен, не глядя ткнув ложкой в Рука и Бьен.
С ложки капало.
Рук развернулся, схватил Бьен за плечо. Десяток шагов по улице, и они нырнут в переулок, рванут…
– Побег равен смерти. – Голос лезвием рассек его мысли. – Никан не из метких стрелков, но с такого расстояния не промахнется.
В голосе звучала
Бьен не ответила, не шевельнулась, не подняла рук – стояла, склонив голову.
Рук повернулся к врагам лицом.
Стрелки смотрели на него через прицел, пальцы на спусковом крючке, а копейщики набегали, обходя их с боков, окружая. Тот, кто заговорил первым, стоял посередине – невысокий молодой человек с наголо обритой головой. Он не потрудился извлечь висевший на поясе меч, да и нужды в том не было.
– Я Гао Джи, начальник шестнадцатого, беру вас под арест.
– К чему это, начальник? Мы не нарушали никаких законов, – примирительно ответил Рук.
– Не нарушали законов? – Джи вздернул брови. – Не проповедовали аннурской ереси на улицах Домбанга?
– Любовь не ересь, – прошипела Бьен.
– Любовь – это хорошо, – хмыкнул военный. – Любовь – это прекрасно. Кто же против любви?
Он, будто в поисках ответа, обвел глазами дорожную колею, но улица в считаные мгновения опустела, прохожие скрылись в переулках или попрятались в домах. В окне второго этажа блеснули любопытные глаза, и тут же ставень захлопнулся.
– Беда в том, что речь не о любви, а о вашей ложной богине. – Джи покачал головой. – Нет богов, кроме Трех. Все прочие – просто идолы, натыканные аннурцами, чтобы нас ослабить.
– Вы не правы, – возразил Рук.
Джи поджал губы:
– В чем же это я не прав?
– Не правы относительно Эйры и Трех, – ответил Рук, – и в том, что преследуете нас, а не тех мерзавцев, что сожгли храм и убили наших друзей.
Конец ознакомительного фрагмента.