Перебежчик
Шрифт:
Полковник Ли добрался до Холмса, как раз когда того подняли на носилки.
– Простите, сэр, - только и смог сказать Холмс.
– Тише, Уэнделл.
– Простите, - повторил Холмс. Ли остановился, чтобы подобрать саблю лейтенанта, гадая, сколько человек полагает, что ранение Холмса было виной полковника.
– Отличная работа, Уэнделл, - горячо заявил Ли, а потом крики мятежников заставили его развернуться, чтобы увидеть, что к лесу с противоположной стороны поля прибыли новые войска южан, и он знал, что теперь уже не осталось ни единого шанса обойти вражеский фланг.
Скорее было похоже, что враг обойдет собственный фланг полковника. Он тихо выругался и положил саблю Холмса около раненого лейтенанта.
– Отнесите его вниз, и аккуратно, - велел Ли, а потом зажмурился от воплей капрала, которому пуля прошила живот.
Еще один солдат пошатнулся и отпрянул с залитым кровью глазом, а Ли недоумевал, какого чёрта Бейкер не дает приказ к отступлению. Пора было переправляться обратно через реку, пока всех не уложили.
На противоположной стороне поляны мятежники издали тот дьявольский звук, который северяне, ветераны битвы при Булл-Ран, знали как предзнаменование кошмара.
Это было какое-то дикое нечеловеческое улюлюканье, от которого у полковника Ли зашевелились волосы на затылке. Это был долгий вой, как у кричащего над жертвой зверя, и это было звуком, как опасался Ли, поражения северян. Он поежился, крепче сжал саблю и отправился на поиски сенатора.
Легион Фалконера поднимался по длинному склону, туда, где грохотало сражение. Проход через весь город и поиски нужной дороги в сторону реки заняли больше времени, чем кто-либо ожидал, а теперь день уже клонился к вечеру, и кое-кто наиболее самоуверенный жаловался, что пока Легион Фалконера доберется до места событий, янки уже будет мертвы и обчищены, а более робкие отмечали, что треск стрельбы всё не ослабевает.
Легион уже находился достаточно близко, чтобы почуять в воздухе горькую вонь пороха, принесенную северным ветерком, который сдувал пороховой дым сквозь зелень листвы, как зимний туман.
Дома, подумал Старбак, листья уже окрасились, превратив холмы вокруг Бостона в изумительную смесь золота, алого цвета, пламенеющего желтого и густокоричневого, но здесь, на северной границе Конфедерации Юга, лишь клены покрылись золотом, а другие деревья еще были зелеными, хотя эту зелень рвал и дырявил ураган пуль, налетевший откуда-то из глубины леса.
Легион прошел по подпаленному и словно проказой изъеденному пулями жнивью, где рота Даффа из солдат округов Пайк и Чикасо остановила продвижение наступающих янки.
Горящие пыжи, выплюнутые из винтовок вместе с пулями, подожгли солому, и теперь она догорала, оставляя на поле шрамы из пепла. Там было и несколько пятен крови, но Легион был слишком отвлечен сражением на вершине холма, чтобы беспокоиться об этих знаках, оставленных прежней битвой.
На краю леса обнаружились и другие остатки сражения. Там была привязана дюжина офицерских лошадей, а доктора перебинтовывали несколько раненых.
Мула, нагруженного боеприпасами, повели в лес, а другого, с пустыми сумками по бокам, в обратном направлении. Раб, пришедший на поле битвы в качестве слуги, бежал вверх по холму с фляжками, которые он наполнил в колодце на ближайшей ферме.
Пара десятков ребятишек прибежали из Лисберга, чтобы понаблюдать за сражением, и сержант из Миссисипи пытался отогнать их подальше от пуль северян.
Один мальчик притащил огромный дробовик отца и умолял позволить ему убить хоть одного янки до того, как придется идти спать.
Мальчишка даже не моргнул, когда четырнадцатифунтовый снаряд вылетел из-за деревьев и промелькнул прямо у него над головой. Снаряд упал на полпути к горе Катоктин, с мощным всплеском погрузившись в речушку сразу за дорогой на Ликсвилл.
Теперь Легион находился примерно в шестидесяти ярдах от леса, и те офицеры, которые еще были верхом, спешились и вбили в дерн железные скобы, чтобы привязать лошадей, а капитан Хинтон, заместитель командира полка, побежал вперед, чтобы точно установить, где находится левый фланг полка из Миссисипи.
Большая часть солдат Старбака была возбуждена. Облегчение от того, что они выжили в Манассасе, превратилось в скуку длинных недель на охране Потомака.
Эти недели едва ли напоминали войну, скорее они походили на летнюю идиллию на берегу прохладной реки. Время от времени то с одной, то с другой стороны реки раздавались выстрелы, и пару дней после этого дозорные прятались в тени, но большую часть времени противники не мешали жить друг другу.
Солдаты ходили купаться, находясь под прицелом врагов, стирали одежду и поили лошадей, с неизбежностью нередко сталкиваясь в часовыми противника, и обнаружили мели, где могли встретиться на середине реки, чтобы обменяться газетами или выторговать за южный табак северный кофе.
Но теперь, в готовности показать себя лучшими в мире, легионеры забыли о летнем дружелюбии и поклялись проучить лживых и вороватых говнюков-янки, чтоб не повадно было переходить через реку, не спросив сперва разрешения.
Капитан Хинтон вновь появился на краю леса и сложил руки домиком у рта.
– Первая рота, ко мне!
– Становиться слева от первой роты!
– крикнул Бёрд остальным легионерам.
– Знаменосцы, ко мне!
Один из снарядов скользнул по деревьям, осыпая идущих вперед солдат дождем из листьев и щепок. Старбак увидел место, где другой снаряд оторвал ветку от ствола, оставив зияющий свежей и чистой древесиной шрам.
Из-за этого зрелища внезапно у его горлу подкатил комок и участился пульс одновременно и от страха, и от возбуждения.
– Знаменосцы, ко мне!
– повторил Бёрд, и знаменосцы подняли к солнцу флаги и побежали к майору.
Знамя Легиона базировалось на семейном гербе Фалконеров, на нем были изображены три красных полумесяца на белом поле, а сверху красовался девиз "Вечно пылающий".
Второе знамя было государственным флагом Конфедерации - две горизонтальных красных полосы с белой между ними, а в верхнем, ближайшем к древку поле на голубом фоне был вышит круг из семи белых звезд.