Перебежчик
Шрифт:
– Как минимум, сэр.
– Нам нужно соблюдать осторожность. Если мы потеряем армию, то проиграем и войну, - заявил Макклелан.
– Нам нужно знать точное расположение этих новых бригад мятежников, - последнее требование было адресовано Пинкертону, заверившему генерала, что Старбак готов отправиться обратно в Ричмонд, как только получит список вопросов, на которые Макклелан хочет получить ответы от бесценного и загадочного разведчика, находившегося в самом сердце высшего командования Конфедерации.
– Вы получите список вопросов, - заверил Макклелан Старбака и поднял руку, чтобы ответить на приветствия группы чернокожих, стоявших у дороги.
Женщина в неряшливом платье и порванном фартуке выбежала вперед с букетиком гиацинтов, преподнеся его генералу. Макклелан помедлил, явно надеясь, что букет заберут адъютанты, но женщина вложила букет прямо ему в руки. Он взял цветы с вымученной улыбкой.
– Бедняги, - произнес он, когда негры уже не могли его услышать.
– Верят в то, что мы пришли их освободить.
– А вы не для этого пришли?
– не смог удержаться от вопроса Старбак.
– Мы вступили в войну не ради того, чтобы лишить граждан Соединенных Штатов их законной собственности, даже тех граждан, у которых хватило глупости поднять вооруженный антиправительственный мятеж, - в тоне генерала слышалось раздражение из-за того, что ему приходится давать разъяснения.
– Этот конфликт возник из-за необходимости сохранения единства страны, и полагаю, что в то мгновение, когда мы поставим на кон кровь белого человека ради освобождения рабов, я подам в отставку. Не так ли, Марси? Он бросил этот призыв через плечо, и Марси, штабной офицер с мрачным выражением лица, подтвердил, что это действительно твердое убеждение генерала.
Макклелан неожиданно бросил сердитый взгляд на гиацинты в руке и отбросил их на обочину, где цветы рассыпались в луже. Старбак повернулся и увидел, что негры по-прежнему наблюдают за всадниками. Его вдруг охватил порыв спешиться и подобрать цветы, но стоило ему натянуть поводья, как лошадь Пинкертона втоптала гиацинты в грязь.
Встреча с чернокожими навела полковника Лассана, говорившего на превосходном английском, на мысль поведать историю о рабыне, которую он повстречал в Уильямсберге.
– Всего девятнадцать, и такая хорошенькая. У нее уже четверо сыновей, и все от белых. Она считает, что это придаст ее мальчикам большую ценность, гордится этим. Сказала, что хорошего мальчика-полукровку можно продать за пятьсот долларов.
– Симпатичная девушка-полукровка может принести и поболее, - сообщил Пинкертон.
– И некоторые просто чертовски белы, - заметил штабной офицер.
– Будь я проклят, если смогу их отличить.
– Купите беленькую, Лассан, и заберите ее домой, - предложил Пинкертон.
– Почему только одну?
– возразил француз с насмешливой невинностью.
– Я могу себе позволить загрузить целое судно, если они достаточно привлекательны.
– Правда ли, - вступил в разговор Макклелан тоном, предполагавшим, что он не одобряет подобную тупую и похотливую болтовню, - правда ли, - повторил он, пристально уставившись на Старбака, - что Роберта Ли сделали заместителем Джонстона?
– Я такого не слышал, сэр, - правдиво ответил Старбак.
– Молюсь, что это так, - задумчиво нахмурился Макклелан.
– Ли всегда был слишком осторожен. Слабак. Не любит брать на себя ответственность. Ему не хватает моральной твердости, подобные люди робеют, когда по ним стреляют. Я это заметил. Как на Юге называют Ли?
– спросил он Старбака.
– Бабуля, сэр.
Макклелан отозвался коротким лающим смехом.
– Подозреваю, что новый Наполеон сможет справиться с бабушкой, а, Лассан?
– Несомненно, мой генерал.
– Но сможем ли мы справиться со ста пятьюдесятью тысячами мятежников?
– задал вопрос Макклелан, и тишина была ему ответом.
Они ехали через зону, где стояла лагерем пехота, и войска северян, обнаружив, что их генерал находится поблизости, побежали к дороге, чтобы его поприветствовать.
Старбак, поотстав от Макклелана, заметил, как коротышка-генерал немедленно вдохновился лестью солдат и насколько неподдельной была эта лесть. Людей вдохновило присутствие Макклелана, как и генерал оживился от их криков.
Когда он остановил лошадь и попросил солдата одолжить дымящуюся трубку, чтобы прикурить от нее сигару, удобрительные возгласы зазвучали еще громче. Этот по-домашнему теплый жест показался столпившимся вокруг гнедой лошади генерала солдатам особенно трогательным.
– Скажите нам, когда мы отправимся добивать этих мятежников, генерал!
– выкрикнул какой-то солдат.
– Когда придет время! Когда придет время! Вы знаете, что я не буду рисковать вашими жизнями без нужды! Всему свое время!
Один из солдат предложил генералу галету, и Макклелан вызвал очередной залп одобрительных возгласов, притворно поинтересовавшись, должен ли он съесть этот предмет или использовать его в качестве кровли для крыши.
– Он чудесный человек, - признался брату Джеймс.
– Правда?
За эти несколько дней он обнаружил, что лучший способ управлять Джеймсом - это слепо соглашаться со всеми его высказываниями, хотя даже эти незначительные действия давались ему с трудом.
Облегчение и радость Джеймса по поводу чудесного возвращения шли от самого сердца, он хотел сделать Старбака счастливым в награду за эту перемену, но его внимание было слишком назойливым.
Джеймс полагал, как и отец, что табак - это дьявольское зелье, но Старбаку хотелось покурить, так что Джеймс с радостью купил сигары у военных маркитантов, чьи повозки выступали в роли магазинов везде, где размещались полки. Джеймс даже сделал вид, что поверил в заявление Старбака о том, что вино и виски необходимы ему для лечения желудочных проблем, и на собственные деньги покупал это так называемое лекарство.
Нежность и рвение Джеймса лишь усугубляли вину Старбака, он всё сильнее ощущал себя виноватым, видя, насколько брату приятно находиться в его обществе.