Перед бурей
Шрифт:
Девушки!.. В окружении врагов идти в место с дурной славой — и ей, видите ли, всего лишь интересно!..
— Да, это он, — сказала Луиса. — И не белобрысый он — просто седой.
— А… отчего?
— От хорошей жизни, — буркнул Джонатам.
— Может быть, это… знак его "истинной крови"? — Симона не угомонилась. — В Стате такое бывает, даже в книгах написано — такое-то, мол, семейство сплошь рыжее, а у этого клана такие носы, что ни с кем не перепутаешь.
Ведь он на самом деле, как там его именуют лесные братья? —
— Угу. Который скрежещет зубами и бесится всякий раз, когда ему напоминают об этой самой крови, — сказала Луиса. — Который не имеет никакого отношения к этим самым лесным братьям!..
Последние слова девушка почти выкрикнула. Симона низко опустила голову, вздрогнула плечами. Джонатам свирепо глянул на Луису. Могла бы и ему оставить возможность грозно рявкнуть!..
Сгустились сумерки. Дорога действительно заросла, и путники шли всё медленней. Временами совсем исчезала в растительности, и тогда они расходились шире, чтобы не оставлять очень уж заметного следа.
Тролль, не умеющий хорошо видеть в темноте, кое-где ощупывал перед собой дорогу древком топора. Луисе в конце концов надоело его спотыкание, девушка взяла берича за рукав, полузакрыла глаза — и зашагала уверенно, как на прогулке по Мечте. Джонатаму так же пришлось почти волочь Симону. Девушка совершенно вымоталась, Джо развязал ей руки и взял за запястье, ощущая, как стучит пульс. Как бы не загнать девчонку.
Он приостановился, осторожно присмотрелся к Живе. Ага, уже близко… ни с чем не перепутаешь мыслеощущение места, где долгое время жили Избавленные. Парень невольно поёжился, вспомнив. Мир, ставший вдруг чужим, линии Узора не слушаются, Жива молчит. Если бы не друзья, он, пожалуй, не выдержал. Стал бы бессловесным и покорным, не способным ни на чём сосредоточиться — и кто знает, сумел бы потом вернуть себя, как получилось это у Влада…
Симона вздрогнула, когда эта тоскливая безнадёжность через него нахлынула на девушку. А всё-таки мы вырвались отсюда, подумал Джонатам, воздвигая щит эмоций. Не стали прежними — это невозможно, однако мы опять люди. Не Избавленные, не Проклятые.
Он сделал шаг… что-то было неладно. Возможно, обращение к Живе обострило чувства. Или прикосновение к руке девушки протянуло мысленный мостик между сознаниями. Или упругие толчки под тонкой лихорадочно-горячей кожей уж слишком участились. Парень споткнулся…
И удар ногой пришёлся ему не в колено, выбивая чашечку, а лишь скользнул по щиколотке. Впрочем, этого хватило, чтобы Джонатам свалился.
Симону он не отпустил, и девушка упала сверху, при этом удачно заехав локтём в солнечное сплетение. Джонатам задохнулся. Симона взвизгнула, когда его рука стиснула запястье так, что захрустели тонкие косточки. Повернула кисть и…
Неприятно хлюпнуло-щёлкнуло, острая боль оказала услугу — он снова научился дышать. И немедленно заорал.
Где-то в стороне тревожно ржанули кони. Джонатам начал подниматься, Симона пнула его в голову и, провизжав: "Чед, беги!" — бросилась во тьму.
Парень проморгался от искр и звёзд в глазах. В стороне слышались крики, снова ржание, послышался топот копыт.
— Держи!.. — взвыл кто-то.
Сдавленно ругаясь, Джонатам ощупал пострадавшую руку, полюбовался ещё одним снопом цветного фейерверка, взялся за большой палец и потянул, ставя сустав на место. Вскочить, бежать…
Нет, не так!..
Он утишил сумасшедший стук сердца, заставил себя перестать чувствовать боль. Лёг в сырую траву, не обратив никакого внимания на холод. Бросил сознание в Живу.
Ага, маскируется. Но возбуждение бегства и страх не скрыть. Нет, девочка, мы почти коллеги, меня хотели сделать Слухачом. Ты от меня не спрячешься. Как же ярок твой огонь…
Вот оно. Металл, которого касались его руки — и запомнили.
Симона продиралась через заросли, перепрыгивала стволы упавших деревьев, огибала непролазные кусты, с разбегу перемахнула небольшой овраг, едва не свалившись. Дальше, быстрее, увеличить расстояние между убицами и ней. На бегу пыталась сорвать браслет, ломая ногти, раня пальцы о завитушки.
Нет, не справиться. Придётся… а вот получится ли?..
Ей рассказывали, как пластуны выскальзывают из наручников, вывихивая большой палец из сустава. Точно так, как сама Симона только что… кажется, всё-таки вывихнула своему пленителю, не сломала.
Девушка остановилась, вдохнула, выдохнула, взяла себя за руку, повторяя хват и тихо вскрикивая от боли. Вот же стиснул, троллище, чуть руку не сломал. Боясь передумать, резко потянула и замычала от боли. Показалось, вовсе оторвала себе палец, — но оказался на месте.
Вдох, выдох, выбросить из головы панические мысли. Боль — лишь ощущение. Голос тела.
Заклинание не помогало. Попробуй тут отрешись от тела, когда всё вопит от боли, усталости, а страх требует бежать куда глаза глядят, забиться под какую-нибудь корягу и сидеть там вечность.
Симона стиснула зубы и попробовала опять, на этот раз взвыла в голос и дёрнула со всей дури, подворачивая. Щелчок — и пришла страшная боль, возвестница свободы. Девушка со стоном повалилась на колени, баюкая руку.
Большой палец оказался торчащим под нелепым углом. Симона дёрнула за браслет, торопясь снять, неловко зацепила палец… В глазах вспыхнули искры, руку задёргала боль. Теперь снять, и…
Симона вдруг поняла, что искры были вполне реальны. Они прыгали между металлическими завитушками, болезненно покалывая кожу.
Нашёл. Издалека, не глядя, откуда ты на мою голову, такой мастер? Она попыталась закрыть металл от воздействия, но чужая воля с лёгкостью отразила её атаку. Почему медлит, желает, чтобы помучилась?