Перед бурей
Шрифт:
— Почему дымка на памяти? — спросила она строго. — Это из-за тебя?
— Извини, — Тания пожала плечами. — Вы поначалу беспокойно спали. Я и помогла немного.
— А стратиг не будет возражать? Он ведь, наверное, захочет нас ещё расспросить…
— Захочет — всё вспомните.
Дикарка подумала и кивнула.
— Спасибо.
Она откинулась на спину, вытянула перед собой руки. Не дрожат. Закрыла глаза, поочерёдно притронулась пальцами к кончику носа. Нормально…
А вот сам нос холодный. И уши. И всё тело кажется каким-то…
— Как сампо Синоу? — спросила Дикарка, садясь в постели.
— Нормально. Уже пытается ходить. Ты сама как?
Как она? Будто сама не видит. Дикарка раскрыла ладонь, мелкое зелёное яблоко в деревянной вазе на столе у подоконника дрогнуло, качнулось и прыгнуло в её руку. Девочка вздохнула и впилась зубами — кислое…
— Ффё-таки надоффалась, — пробубнила через яблоко Дикарка.
— Надорвалась? — Тания внимательно посмотрела на неё. — День, два?
Дикарка с набитым ртом пробормотала что-то, мотнула головой и показала два пальца. И застыла.
Проводник и все твари его!.. А как же Искра? Она-то ведь необученная, а вчера хулиганила с Узором не меньше, чем сама Дикарка!
Поперхнувшись яблоком, девочка наклонилась над подругой. Та завозилась, чувствуя излишне внимательный взгляд. Дикарка поспешно отвела глаза, не желая разбудить, но и того, что успела заметить, хватило. Не два дня, впору пятерню показывать…
— С ней всё будет в порядке, — сказала Тания. — Ну, с полдня голова поболит да потом будет ещё восстанавливаться три-четыре дня. Может, пять.
Дикарка выдохнула. Нашарила на одеяле уроненный огрызок.
— Слава… ну, всем, кого в таких случаях положено поминать. Да, а что в таких случаях положено принимать? Может быть, ей кофе, или тот кошмарный солевой напиток? Или тоника покурить?
— Не тоника, это точно. И сама не вздумай — вы же не тело надорвали, а мозги. Вот проснётся, тогда и поглядим. Да, про мозги — у тебя самой голова не болит?
— Немножко, — призналась девочка. Тания поглядела, как она жадно вгрызается в яблоко:
— Выпей соли.
— Ладно, — скривилась Дикарка.
— И поешь.
— Поем.
— И её покорми!..
— Слушаюсь, мой чеф.
Помимо душевного истощения, слишком активные и взрывные манипуляции с Узором нарушают тонкое равновесие человеческого организма. Просто жажда и голод — одно дело, но требуется восстановить потерю иных веществ, "солёность крови", как выражаются целители Каррионы.
Тания распрощалась и ушла, напоследок сказав, что стратиг ждёт её в своих покоях, но это не к спеху. Дикарка выкинула за окно огрызок, позвала ещё одно яблоко и развалилась на кровати, ожидая, когда проснётся подруга.
Орлы так и сидели у одного из строений поляны, переговаривались вполголоса, только советник риша мрачно отмалчивался, думая о чём-то своём.
Эшвану уже долгое время казалось, что какая-то неведомая сила, подобно тому, как Орлы собирали кланы беричей в союз, сколачивала редкие слабые группки бандитствующих изгоев в единый монолит, почти армию.
И сейчас он вертел в уме эту мысль, примерял к ней все те случайности, что в последнее время часто происходили на болотах — схватки, нападения на рудные лагеря, необычные умения изгоев, их странное оружие…
Эшван тронул рукоять ножа на поясе и заметил, как напрягся сидящий в стороне здоровенный вой с секирой. Не глазами увидел, — здоровяк как будто вовсе не среагировал на его движение, — но советник почувствовал в Живе его тревогу. Не желая тревожить своих стражей, он оставил нож в покое. Необязательно смотреть, он помнил его досконально. Эшван опустил веки и как воочию увидел. Короткий клинок странной формы, непривычно тонкий, но гибкий и прочный. Украшений нет, ножны самые простые, но добротно сделанные.
Незнакомое оружие. Его сделали не беричи. И не воличи, их оружие советник тоже знал прекрасно.
Откуда же у бедных разбойников, которые раньше вообще зачастую обходились дубинками, такое отличное оружие?
…Эшван вскинул голову, уже зная, кого сейчас увидит. Послышались шаркающие шаги, и из-за стенки показалась сутулая человеческая фигура.
Наконец-то… Эшван встал навстречу. Слепого чудодея Майнуса советник знал и раньше. Сейчас два старых врага лишь обменялись сдержанными приветствиями.
— Что пленник?.. — спросил Эшван и осёкся. Пленник ковылял за Майнусом. Сам, безо всяких оков, покорно плёлся следом.
Кто-то из молодых спутников издал сдавленный возглас, кто-то выругался. Беричи с ужасом смотрели на нелепую фигуру. Лицо пленника оплыло, исказилось, глаза потухли, из раззявленного рта тянулась слюна.
Эшван не почувствовал этого раньше, потому что сдержанная мощь слепого старика забивала мыслеощущение от этого… существа.
Оболочка человека ещё жива, но жестокий палач, в прямом смысле, вынул из него душу. Он может ходить, отвечать на вопросы, слушаться приказаний. Меньше, чем невольник — тот может освободиться, сбежать или выкупиться. Раб может мечтать о свободе и осуществлять мечтания.
Это существо не может. Ему нечем мечтать. Его дух мёртв.
— Слишком упрямился, — проскрипел Майнус, как будто бы даже с сожалением. Его ясный неподвижный взгляд прошёлся по беричам, и молодые смельчаки опускали глаза, втягивали голову в плечи.
— Вы выяснили, что хотели? — Эшвану пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем он мог говорить.
— Выяснил, — ответствовал старик. — Он покажет вам путь.
Риш кивнул, забыв, что мыследей не может его видеть. Впрочем, этот почувствовал. Элиану, несмотря на исходившую от двух чудовищ в людском облике жуть, вдруг захотелось дико расхохотаться. Детские сказки, ведьма или волшебник даёт герою какую-нибудь вещицу — самокатящийся клубочек, костяшку на верёвочке, указывающие путь.