Перед наступлением
Шрифт:
– А-а-а, - Туркин даже повернулся на другой бок, чтобы не слушать Петра.
– У тебя на каждый случай сто баек!
– При чем тут байки?
– понизив голос, шептал Стреха.
– Если хочешь знать, я чуть-чуть в ученые по зубной части не выбился.
– То-то у тебя полрта без зубов, - съязвил Туркин.
– А ты слушай... Разболелся у меня зуб кутний. Мочи моей нет, так болит. И горилку лил на него, и одеколон, и отваром дубовой коры полоскал. Не помогает. Хоть на стенку лезь. А врачей зубных я тогда не признавал. Да и щипцов
Но дело не в этом. Заболел у меня зуб как раз после какого-то праздника. А на праздник я поросенка зарезал. Ну и перестарался, когда за столом с гостями сидел. На второй день живот схватило. Но, когда начал болеть зуб, махнул я на живот. Махнул и только зуб лечу - уже пирамидоном. А живот все-таки дает о себе знать. Даже ноги гудят, так набегался я за сарай. Надоело. Взял и выпил касторки. Что после этого бывает - всякому известно. Но факт в другом: зуб перестал у меня болеть! Как рукой боль сняло.
– От касторки?
– зашевелился Лукашкин.
– А ты слушай.
– Только потише, - раздался голос Кудрина.
Стреха продолжал:
– Так вот, перестал у меня зуб болеть. Удивительное дело! Два дня я все раздумывал: как могло такое случиться? И понял: это же я открытие научное совершил! До меня никто не знал, что касторкой зубы можно лечить. Раз так, надо сообщить куда следует. И сообщил: написал большое письмо в районный отдел здравоохранения. А на второй день прислали из района специального врача в село. Пришел он ко мне в дом, заставил раздеться до пояса, глаза смотрел, язык, стучал молоточком по коленной чашечке, спрашивал, не забываю ли я свою фамилию и все такое прочее.
В темноте послышался сдавленный смешок Туркина. Он тихо, сквозь смех спросил:
– А в больницу не приглашал переселиться?
– Нет, не приглашал, - серьезно ответил Стреха.
– Сказал, что я вполне здоров.
– А как же с письмом о касторке?
– спросил Кудрин.
– На письмо я ответ получил. А касторку мы испробуем на Мише, когда у него зубы заболят.
Лукашкин что-то неопределенно хмыкнул и сердито засопел.
С болота тянуло сыростью. Разведчики, докурив самокрутки, притихли. Только Туркин с автоматом наготове стоял под березкой и прислушивался к ночным шорохам.
Кудрин проснулся на рассвете, почувствовав, что куча ольховых и березовых веток под ним пропиталась выступившей из почвы водой. Маскировочный костюм на боку заскоруз от сырости, холод сковал тело.
Вскочив на ноги, Павел зябко потянулся, оглянулся вокруг. Стреха и Лукашкин с автоматами в руках прохаживались среди тонкостволых, застывших в безмолвии березок. Туркин, несмотря на предутреннюю прохладу, сладко спал в обнимку с автоматом под хилым кустом жимолости и по-детски причмокивал во сне губами. Над болотом клубился туман. Казалось, он поднимался из самых недр этой прогнившей насквозь земли.
Пленный майор неподвижно сидел на том же месте и в той же позе, как и два часа назад, когда Стреха и Лукашкин сменили на посту Кудрина
– Не спал?
– спросил Павел у Стрехи, кивнув головой в сторону фашиста.
– Нет, не спится фону-барону. Все думает. Есть, конечно, о чем подумать их благородию. Не к теще ведь на пироги едет.
Услышав голоса, гитлеровец поднял еще больше посеревшее за ночь лицо с красными, воспаленными глазами.
– Развяжи его, - распорядился Кудрин.
Стреха распутал на руках майора веревку. Гитлеровец поднялся, поежился и вдруг неудержимо заляскал зубами, словно только сейчас предутренняя свежесть прикоснулась к его телу.
"Дрожишь здесь, как цуцик, - со злостью подумал о пленном Кудрин, - а там ждут "языка", выглядывают нас из каждой траншеи..."
Мысль о том, что в роте, в штабе дивизии беспокоятся об их судьбе, ждут нужные сведения о противнике, ждут контрольного пленного, будто подстегнула Кудрина.
– Подъем!
– скомандовал он.
Туркин мгновенно вскочил на ноги и очумелыми от сна глазами оглянулся вокруг.
Разведгруппа продолжала путь.
К всеобщему удивлению, недалеко от островка, где разведчики провели короткую июньскую ночь, протекала небольшая речушка. Речка среди болота! Только Кудрин - местный житель - не удивился этому. Между зыбкими берегами речушка медленно несла прозрачную, чуть красноватую воду. Этот цвет придавали воде тысячи красных, тонких, как иголки, червячков, кишевших на дне.
Препятствие показалось пустяковым: ширина речки не больше двух метров. Лукашкин с ходу попробовал перепрыгнуть на другую сторону, но... не тут-то было: нога его глубоко нырнула в густое месиво. Стреха еле успел подхватить товарища, чтобы он не плюхнулся в речку.
Потом с ехидцей спросил у него:
– Ты, Лукашкин, наверное, не знаешь, в каком случае трудно вытянуть человека из болота, застрявшего в нем по щиколотку?
– Когда его за пятку крокодил держит, - зло ответил Лукашкин, настораживаясь. Тон Петра явно насмешливый.
– А вот и нет, - возразил Стреха.
– Тогда, когда этот человек застрял по щиколотку вниз головой.
Разведчики сдержанно засмеялись и начали палкой прощупывать дно речки. Но палка так ни на что и не наткнулась.
Пришлось бежать к месту ночлега за ветками. И они вымостили трамплин, добрую охапку перебросили на другой берег и только потом отважились прыгать...
По ту сторону речки оказался участок кочковатого торфяного болота. Наверстывая упущенное время, разведчики ускоренным шагом двигались вперед, ловко перемахивая с кочки на кочку. Старались не ступать вслед друг другу. Податливые моховые подушки плавно уходили из-под ноги, погружаясь в рыхлую тину, и требовалось без промедления искать новую опору - прыгать на соседнюю кочку. Надо было поскорее добраться туда, где за колеблющейся в воздухе пеленой тумана притаилась гряда высот, на которых находились опорные пункты линии обороны врага.