Передряга
Шрифт:
— Вы еще этого не сделали? — поинтересовался мафиозо.
— Нет. Не хочу подвергать сделку ненужному риску. Думаешь, мои «коллеги» не догадаются проверить реестр? Ошибаешься. — Он вздохнул и потянулся. — Куча работы. Гора.
— Утешься, — тонко улыбнулся Сергей Борисович. — Завтра к вечеру ты станешь богаче на пятьсот миллионов долларов.
— Я? — Константин Георгиевич захохотал. — Нет. Банк станет. — Кивок на «крысинохвостого» отпрыска. — Он станет. Согласно законодательству я не могу совмещать работу в правительстве с коммерческой деятельностью. Хотя… с такими деньжищами плевать мне на правительство.
— А ты не боишься, что твоего сына вычислят? — спокойно спросил мафиозо, засовывая руки в карманы плаща и глядя на торопливо собирающегося молодого человека. — А вместе с ним и тебя. Газеты поднимут вой. Приедут мальчики с наганчиками и возьмут вас обоих за жабры.
— Никто ничего не докажет, — весело покачал головой Константин Георгиевич. — Этот парень, если я тебе еще не сказал, внебрачный ребёнок. Он носит фамилию матери и ни по каким документам в родстве со мной не состоит. Юридически тут ни к чему не подкопаешься. С точки зрения закона, я чище первого снега. — Видимо, и ему, и Сергею Борисовичу пришла в голову одна и та же мысль. — Не волнуйся. Допускаю, что этому сопляку, — неприятная усмешка скривила губы Константина Георгиевича, — не слишком по душе мои попытки сделать из него настоящего мужика, но «кинуть» меня ему не удастся. Все уже проработано. В понедельник — к облегчению коллег — я подаю в отставку, освобождая кресло для более молодых и перспективных, а со вторника работаю здесь, соучредителем. Соответствующие бумаги мы уже подписали. Вот так. И потом… Без меня его сожрут за одну секунду. Он, конечно, не слишком умен, но даже его мозгов хватает на то, чтобы это понять. Правильно я говорю? — жестко спросил Константин Георгиевич сына. — Хоть это-то ты понимаешь?
— Понимаю, папа, — ответил тот.
Голос у молодого оказался тихим. Говорил он робко, словно боялся нечаянно сморозить какую-нибудь глупость.
— Во-от. Поезжайте и займитесь своей частью работы, а я займусь своей.
«Машину действительно подогнали. Грязно-серую, изрядно поеденную ржой „трешку“ с тонированными стеклами. Водитель — лобастый парень явно уголовной наружности — о чем-то тихо переговорил с Олегом, попрощался за руку и ушел. На меня он не обратил абсолютно никакого внимания. Произошло это вчера ночью.
Мы припарковали машину метрах в двадцати от дома и до самого утра сидели в салоне, наблюдая за входом во двор.
— Для ночи нормально, — прокомментировал Олег выбор места. — Народу нет. Если они заявятся, то мы их заметим. А вот утром придется искать местечко поближе. Прохожих тут полно. Я думаю так. Ты встанешь вон в том подъезде. Оттуда хорошо просматриваются улица и переулок. Я припаркуюсь у противоположного угла, чтобы контролировать две другие стороны и вход во двор. Будем надеяться, что, когда эти парни появятся, мы их заметим.
— Ночью они не придут, — сказал я.
— С чего ты взял?
— Схему помнишь? Ту, что дал нам мафиозо. Вход во двор под контролем боевиков Борисыча. Если „взломщики“ заявятся ночью, их обязательно засекут. Утром в толпе войти незамеченными гораздо проще.
— Может быть, — согласился Олег. — Какие-нибудь соображения относительно способа проникновения в квартиру есть?
— Пока никаких.
— Вот и у меня тоже.
Я рассматривал улицу через тонированное стекло, окрашивающее мир в серовато-блеклые оттенки. Редкие прохожие спешили мимо нужного дома, а если и останавливались, то тут же фотографировались и заносились в журнал дежурным наблюдателем Сергея Борисовича. У меня вдруг возникла ассоциация с ночным морем и одиноким пловцом. Дом — пловец, вокруг которого кружит невидимая в темноте стая акул.
Странно ощущать себя знающим что-то, чего не знают другие. Возникает некое чувство превосходства.
— Ну, раз ты уверен, что они все равно не придут ночью, — пробормотал Олег, — то я, пожалуй, покемарю. Совсем без сна нам двое суток не протянуть. Толкни меня часика в три — сменю.
— Хорошо.
Он уснул, а я принялся мысленно анализировать возможности проникновения в квартиру, основываясь на тех сведениях, которыми мы располагали на данный момент. И чем дольше думал, тем ярче становилось впечатление, что у меня отказывает воображение. Ни одной путной мысли. То есть совсем. Я придумывал различные варианты, один невероятнее другого, взвешивал „за“ и „против“ и отбрасывал их как никуда не годные. Единственная мысль, всплывавшая раз за разом, — дыра. Сергей Борисович сказал, что они нашли три ряда кирпичей, а, Димка говорил о двух. Да и то второй был наполовину разобран. Почему три, а не два? Кто ошибся? Аппаратура не лжёт. Соврал сам Димка? Вряд ли. Не решился бы. С ним ведь был Олег. Значит, рядов было два, а стало три. Почему? „Взломщики“ добавили один ряд? Зачем? Сей странный факт разгадке не поддавался.
Я просидел до половины четвертого, пока Олег не проснулся сам. Он широко зевнул, сел, взглянул на циферблат встроенных часов, спросил сонно:
— Чего не разбудил?
— Задумался. Слушай, когда Димка проверял стену томографом, ты за ним смотрел?
— А то. Конечно, смотрел. Интересно. — Он покрутил головой, отгоняя дремоту. — А что?
— Сколько рядов оставалось разобрать „взломщикам“, ты помнишь?
— Полтора, по-моему. Точно, полтора.
Олег снова зевнул. Широко и смачно.
— А Сергей Борисович сказал: „Три“.
Он замер с открытым ртом, затем махнул рукой.
— Ошибся. Со всяким случается.
— Вряд ли. Они заходили в квартиру и видели дыру своими глазами. Если Борисыч говорит „три ряда“, значит, их там три.
— Ты кому больше веришь, мне или какому-то там Борисычу? Говорю тебе, там два ряда. Если бы было три, я бы сказал „три“, но если их там два, зачем мне врать? Сигнал-то разный. И то второй ряд уже наполовину разобранный.
— Кто-то из вас ошибся.
— Он, — категорично заявил Олег.
— Посмотрим.
Вдруг дико захотелось спать. Неимоверно. Я подумал, что у меня есть еще более суток, чтобы разгадать эту загадку, свернул плащ на манер подушки и откинул спинку сиденья.
Сон сморил меня, едва я закрыл глаза.
— Просыпайся! Да просыпайся же! Пробуждение было неприятным и далось непросто. Очень хотелось послать всё к чёрту и поспать ещё пару часиков, однако Олег усердно тряс меня за ногу, и пришлось подниматься, зевая и матерясь в уме. Чувствовал я себя преотвратно.
— Смотри, смотри!
Я с трудом поднялся, уставился, по-совиному раскрыв глаза, сквозь тонированное стекло на арку, ждущую во двор. И… сочный зевок встал у меня поперек горла. У кромки тротуара как раз остановилась кавалькада машин. Штук семь. Шикарные иномарки, из которых выбирались не менее шикарные люди. Солидные, хорошо одетые. От них так и веяло уверенностью в себе и в светлом будущем. „Новые богатые“.
— Это они, — пробормотал Олег. — Точно, они.
— Но Борисыч говорил, что сделка назначена на пятницу, — возразил я невнятно,