Передышка в Барбусе
Шрифт:
Мрак повернулся к нему спиной, бросил небрежно:
— Иди за мной. Покажу.
Человеческое обоняние в десять тысяч рез слабее волчьего, так ему говорили мудрецы, но здесь в туннеле воздух недвижим, и потому, даже не поворачивая головы, ему видно, как в трёх шагах бредет этот оборотень-убийца, задевает стены, стукается головой, оступается...
Мрак начал замедлять шаги, задумался. Оборотень догнал, спросил с беспокойством:
— Что?.. Забыл дорогу?
— Кто? — удивился Мрак. — Да здесь везде мои метки! Не чуешь? Это уже рядом. Заходи и грызи глотки хоть всем, на кого наткнёшься. Только сдаётся
Он злобно зарычал. Оборотень отшатнулся, вскрикнул:
— Да что ты о своих сокровищах?.. Кто про них знает? Я вот только сейчас услышал!.. И никто не знает... наверное. А послал меня очень важный человек...
— Кто? — спросил Мрак недоверчиво. — Не верю!
— Я не знаю, — ответил оборотень торопливо, — как его зовут, но видел, что он очень богат. У него на пальцах кольца с камешками, за каждый можно купить дом или большой корабль, в ухе серьга с редким бриллиантом, а на одежде застёжки, пряжки, крючки — все дивной работы. За один только пояс можно купить несколько богатых сёл, столько в нем драгоценностей!.. Такому человеку ничего не стоит дать мне сундук с золотыми монетами. У него их сотни!
— Ага, — сказал Мрак, — ну, тогда ладно, пойдём... А как он тебя запустил сюда?
Оборотень фыркнул раздражённо и насмешливо:
— На тайный ход наткнулся, но таился с ним, никому не доверял. Даже сам не ходил, иначе провёл бы меня к цели... Говорит мне, у тебя нюх! Найдёшь. Дал мне выпить эту гадость... Говорит, сутки действует. А я уже почти сутки тут блуждаю. Скорее бы...
— Ага, — сказал Мрак, — теперь всё понятно. Вот сюда прямо.
Он отступил, прижался к стене, давая оборотню пройти.
Тот сделал два шага, остановился, потянул ноздрями воздух, развел руками:
— Темень... Но что-то страшно...
— Мужчина ты или нет? — спросил Мрак. — Вперёд! Он дал оборотню могучего пинка. Того бросило вперед, поневоле побежал, чтобы не упасть, затем Мрак услышал дикий крик. Крик быстро удалялся.
Мрак подошёл к краю ловушки и с опаской вытянул голову. Внизу темно, и даже его чуткие ноздри ловят только странные нечеловеческие ароматы холода, инея, влаги. Вроде бы послышался далекий хряск, словно корова с большой высоты упала на длинные и острые ножи, но, возможно, это почудилось.
Он отряхнул ладони, подумал с усмешкой, что отряхивать надо ногу. Пинка дал такого, что зашиб пальцы о костлявый зад.
Но усмешка получилась кривая. Перед глазами стояло лицо человека, у которого пальцы в перстнях, кисти рук в браслетах, в ухе серьга с бриллиантом, а пояс украшен драгоценными камешками.
Всё-таки он вернулся в спальню, показалось рискованно исчезать до начала ночи, даже выглянул за дверь и строго наказал стражам бдить и никого к нему не впускать.
Стражи преданно сообщили, что изрубят всякого, кто посмеет подойти к двери, и Мрак вернулся, в нетерпении бросился к окну. Весь день солнце честно грело и даже обжигало мир, но это уже от большой любви, а теперь, красное и распаренное, с облегчением сползает к спасительному краю земной тверди.
Весь мир, как показалось Мраку, за это время превратился
Могучий гул базара, что по ту сторону стен Старого Города, похожий на рёв прибоя, медленно угасает, усталые языки еле ворочаются, как вёсла в ладонях измученных гребцов, чудище шевелится все медленнее. Вот наконец это уже не чудище, а кучки торгующихся, что завершают сделки, а прямо между возами уже вспыхнули костры, потянуло запахами жареного мяса, свежесваренной похлебки, к небу поднялись дымки и клубы вкусно пахнущего пара.
Мрак выждал, пока на темнеющем небе проступят звёзды, а из тёмной земли начала вырезываться, как невыносимо медленно взлетающая огненная птица, исполинская пылающая луна. По всей земле побежали золотые ручьи, а луна продолжала подниматься, золотые ручьи превратились в реки, и наконец чернота осталась только в ямах и впадинах, а весь мир заблистал, словно на него обрушились капли золотого дождя. — Пора, — сказал он вслух. Обернулся к Хрюнде, погрозил пальцем. — Ты тут пока не разоряйся, поняла?.. Щас можно, тут всё чужое, но потом уйдём, а ты напривыкнешься добро не беречь...
Хрюндя с готовностью слезла на пол и запрыгала к нему. При каждом прыжке живот ложился на ковер, и Мрак вспомнил, что Манмурт говорил, что это шар, а не жаба. И что надо ей придумать какое-то занятие: за кем-то бегать или от кого-то удирать.
— Скоро, — сказал он, — скоро набегаемся. Сейчас какой день? Девятый или десятый? Ещё дня четыре — и мы пойдём топтать мир задними лапами. А ты, если хочешь, и передними.
Хрюндя полезла по его порткам вверх всеми четырьмя. В выпуклых глазах он увидел твёрдую решимость ни на двух, ни на четырёх, а вот так, всем пузом, на его твёрдом надежном плече.
— Скоро, — пообещал он. — А пока потерпи.
Он оторвал её цепкие лапки, Хрюндя возмущенно квакнула в полете, подушка приняла её радостно, Хрюндя перекатилась пару раз через голову, а когда вскочила, полная уверенности, что на этот раз так легко не отцепится, на стене прощально качнулся ковер за сдвинувшимся на место камнем.
9. ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ НА ТЦАРСТВЕ
Камень всё тот же, под ногами сырость, однако ноздри ухватили свежую струю воздуха. Лапы сами наддали, и через минуту во всю ширь распахнулось звёздное небо с нещадно блистающей луной.
Ночь, признался он, намного красивее и блистательнее дня. Днём всё выжжено озверелым солнцем, а ночью, как вот сейчас, весь мир сияет легко и таинственно неким волшебным светом. Ночью вот он, аромат цветущих яблонь, воздух заполнен чудесным рёвом крупных толстых жуков, важных и неуклюжих, что сталкиваются, падают на спину и долго болтают в воздухе всеми шестью лапами, умоляя помочь перевернуться.
Громко, но виртуозно орёт великое множество соловьев, взлетая до самых высших нот и растворяясь там в неземной неге, звонко стрекочут кузнечики, немузыкально ухнул, не выдержав, филин, смутился, смолк, только от пруда донеслась трель десятка лягушек. Они не спят, тоже поют, их громкое кваканье и скрекотание, само по себе назойливое, сейчас красиво и умело вписалось в общий хор...