Переход Суворова через Гималаи. Чудо-богатыри попаданца
Шрифт:
На Онли словно болотная лихорадка накатила приступом, пробивая нетерпеливой дрожью…
Борнхольм
— Спросите хотя бы у этого конченого идиота, кто пускал в нас «Копья сатаны»?!
Никогда еще адмирал Нельсон не испытывал столь острого и горького чувства жуткого разочарования. Выловленный в море матрос не просто глуп, как все русские мужики, а безнадежно туп, как пробка знаменитого испанского дуба, которая идет на закупорку бутылок с
Русский только выпучил глаза, словно превратившись в камбалу, трясся в страхе, как остриженная овца на горном пастбище, несколько раз пытался встать перед адмиралом на колени, долбя головой о дубовые доски палубы. Да еще пустил слюни, словно превратился в собачонку, пытаясь припасть мокрыми губами к холеной адмиральской длани.
Нельсону было противно от такого пресмыкательства, он еще раз убедился в том, что английские газеты правы — русские есть вечные рабы по своей сути, холопы своего царя. Прикрикни на них, покажи хозяйскую сущность истинного джентльмена, и они тут же готовы пойти в услужение новому господину. Так и сейчас матрос что-то быстро залепетал в ответ, преданно глядя на адмирала своими большими, глупыми, как у коровы, преданными глазами верного пса.
«Трусливая московитская собака! Нет же… Ведь другие же дрались до последнего!»
В голове адмирала промелькнула мысль, но он тут же ее отринул. Русские всегда храбры из-под палки, они дерутся потому, что так им приказывает барин. Оставшись без господина, они готовы верно прислуживать новому — тупые московитские холопы с многовековым опытом рабства.
— Сэр, он говорит, что того, кто пустил мины, звали их благородием.
— Это фамилия? — удивился Нельсон.
— Нет, сэр! Так русские матросы обращаются к своим офицерам, они даже не знают их по фамилиям!
— То есть как так не знают?!
— Так потому и называют мужиками, сэр! — слово «мужики» лейтенант промолвил по-русски довольно четко. — У них только дворяне умеют читать и писать. А они… Уверен, что эта дикая образина не сможет накарябать даже одну букву.
Нельсон тяжело вздохнул и бросил взгляд на баранью морду русского, с губ которого продолжала капать слюна. Действительно идиот, но именно такие нужны на флоте: тупые, не рассуждающие, покорные, услужливые перед господами и наглые, когда сила стоит на их стороне.
И тут адмирал вспомнил, как стоял на ветру, дрожа от холода в русской полосатой рубашке, похожей на робу арестных или работных домов. И тогда эти глаза были не покорные, а надменные и презрительные.
— А ведь я тебя видел где-то, морда! Точно, у Дарданелл, где вы предательски заманили меня в ловушку!
Адмирал почувствовал, что еще немного, и он обязательно узнает этого тупого и трусливого матроса, но тут звонкий крик сигнальщика вывел его из размышлений.
— Дымы на норд-осте!
Нельсон немедленно повернулся, сразу забыв про матроса, и прижал к глазу подзорную трубу. Искомые дымы тут же подпрыгнули, придвинулись ближе, но на их фоне четко просматривались тонкие спички мачт.
Без всяких парусов корабли шли вперед, извергая из себя черные клубы. И, что удивительно, они шли против ветра. Их вытянутые мощные корпуса с большим числом орудийных портов до боли напоминали ему потопленный у Копенгагена русский линкор, тот самый, который причинил ему столько бед. А тут шесть против его семи.
«От них не уйти, но, может, стоит попробовать?!»
Заново испытывать ужас схватки с таким опасным для себя врагом Горацио Нельсон категорически не желал. Вчера перед ним был только лишь один корабль, но сейчас полдюжины.
— Проклятые коптилки!
Нельсон чувствовал, как под шляпой волосы сами по себе встают дыбом от подступившего ужаса, а в груди нарастает ледяной ком. И уже не сдерживаясь, адмирал рявкнул:
— Корабль к бою изготовить! Передать по эскадре — поднять все паруса, и поможет нам бог!
Ново-Мангазейский острог
— Жаждешь свести счеты с московитами за их гостеприимство? — майор Уинслоу словно прочитал его мысли и покровительственно похлопал по плечу. — Ты и твои моряки городок знаете?
— Так точно, сэр, мы провели здесь пять лет!
— Вот и хорошо, я возьму сотню солдат, и мы пойдем прямо к казначейству. Надеюсь, там есть золото!
— Там очень много золота, сэр!
У Онли пересохли губы.
Какие Карибы, какое пиратство, сегодня он станет поистине богатым человеком!
Ибо в казначейство недавно привезли, как он слышал, около сотни пудов благородного металла. Джеймс привычно перевел пуды в фунты, сделал поправку на английский вес и прошептал прямо в ухо майора:
— Сэр, там не менее трех с половиной тысяч фунтов! Наших, а не легких русских!
— Сколько?!
От удивления Уинслоу буквально остолбенел, сразу отвисла и челюсть лихого майора, открыв испорченные кариесом зубы, а его лицо побагровело так, что осветилось маяком.
— Тогда живенько, Джеймс, веди нас скорее в эту новую пещеру Али-Бабы! Твои парни пусть проводят моих солдат к казарме, к местному губернатору, на верфь и к противоположным воротам. Дабы русские не успели удрать из города. А за три дня мы его хорошенько обберем! А ты честно получишь свою долю, да с большими процентами в качестве компенсации за нахождение в местной тюрьме, ха-ха…
— Слушаюсь, сэр! — только и смог выдавить из себя Онли. Счастье подвалило неожиданно — теперь он не только отплатит московитам за унижения, но и станет богатым как Крез. Да еще наверняка правительство наградит его, оценит по достоинству его труды и страдания.
И стоило ему подумать об этом, как перед глазами промелькнуло лезвие шпаги, которая легла ему на плечо. И голос короля, именно короля Георга, а не кого-нибудь иного, который он слышал всего один раз в жизни, произнес сладостные слова: «Я произвожу вас в рыцари! Встаньте, благородный сэр Онли!»