Переходники и другие тревожные истории
Шрифт:
Немного удивившись, он обнаружил, что одно маркировано траншеей 13А, уровень 22 — той самой, где скелеты. Наверное, рабочие переставили его сюда, а потом забыли вернуть назад или сообщить ему, догадался Блейк. И внутри что-то темнело — что-то, найденное вместе со скелетами. Быть может, один из них даже держал это в момент смерти!
Озадаченный, он опустился на колени, затем залез в ведро и достал ту вещь. Это был маленький кувшиноподобный глиняный предмет. Он видел такие прежде: древняя свистулька. Внутрь наливали воду, чтобы управлять высотой тона. Эта выглядела отлично сохранившейся. Блейк осторожно взвесил свистульку в руке. Ему подумалось — на что же похож звук, на что
Кончиком пальца Блейк счистил грязь с её бока. Там оказалась внутренняя надпись линейным письмом Б [65] , глубокая и чёткая, с единственным словом: Жизнь. А с другой стороны вторая: Смерть.
— Джон Блейк, друг мой, ты действительно работаешь, не покладая рук.
Поражённый Блейк подскочил и чуть не выронил свистульку. Откуда ни возьмись, рядом оказался Спатакис.
— Я не слыхал, как ты подошёл.
— Ты пропустил отличное купание и пляжное барбекю. Другие считали, что ты вернулся в Сидию, но я подумал, не найду ли тебя здесь. Всё ещё над костями, э? — Он пожал плечами. — Дженис всё время спрашивала о тебе. Самоотверженность — это прекрасно, но, может, ты переусердствовал?
65
Линейное письмо Б — позднейшая форма критского письма (XV–XII вв. до н. э.).
— Да, может и так. — Он машинально сунул свистульку в карман.
Грек щеголял в мужском купальном костюме и смотрелся молодцом, невзирая на свой возраст. «На десять лет старше меня, а выглядит на десять лет моложе. Это несправедливо», подумал Блейк. Если бы у него была такая внешность, то, возможно… Он утомлённо поднялся, суставы ныли. Внезапно и болезненно он осознал, что шея сзади обгорела.
— Ну вот, — сказал Спатакис, — Мы все намерены сегодня вечером отправиться в Сидию. Там в одном кафе будет концерт бузуки [66] . Не хочешь пойти?
66
Бузуки — струнный щипковый музыкальный инструмент, разновидность лютни.
— Нет. Боюсь, засну посреди него. Я слишком устал.
— Ты уверен, что всё в порядке?
— О да, уверен.
— Окей. — Спатакис пожал плечами и ушёл.
Немного погодя Блейк услышал, как отъехал экспедиционный джип и остальные археологи отправились трястись по дорожным ухабам к городу. Звук их смеха разносился на мили в недвижном тяжёлом воздухе.
У места раскопок стояла палатка. Изначальная идея была такова, чтобы кто-то всегда оставался рядом, начеку
Детей Ломмоса могли стащить цыгане и приезжие хиппи, но этого не случалось. Имелись пляжи получше, более доступные и никто, кроме археологов, не приезжал в Ломмос. Тем не менее, не один участник экспедиции провёл там ночь, под звёздами, слушая плеск волн и стрёкот цикад. Блейк не испытывал желания идти в город; куда легче было бы остаться тут. Тогда он сможет проснуться на рассвете и снова поработать над костями.
Он добрался до палатки и плюхнулся на сдутый надувной матрас внутри, затем вновь резко сел, когда понял, что кувшиноподобная свистулька осталась у него в кармане. Не то, чтобы это имело какое-то значение, но никто бы не сломал свистульку,
Но свистулька не пострадала. Блейк уселся на матрас, осторожно прочищая свистульку кусочком проволоки. Вытряхнув последнюю грязь, он дунул в маленький носик. Воздух с хрипением прошёл насквозь.
Это была странная фантазия, нечто необъяснимое, гораздо сильнее простой прихоти. Отчего-то для него было важно узнать, как звучала эта свистулька, в давние времена, когда её держали живыми руками древние и подносили к живым губам. Что она напоминала тем детям — он был уверен, что скелеты принадлежали детям — которые так дорожили ей, что один из них забрал свистульку с собой в могилу?
У краешка матраса стояла пятидесятилитровая пластиковая бутыль с водой. Блейк открутил крышку и зачерпнул пригоршню воды, капнув несколько капель в свистульку. Всё это было совершенно ненаучно. Отстранённо он понимал, что это полное безумие — играться с четырёхтысячелетней детской игрушкой. Но его это не беспокоило. Это отвлекало от Ларри и Дженис.
Сначала из свистульки донеслось слабое бульканье, но затем последовал удивительно громкий визг, который спал до низкого мягкого звука, похожего на голубиное воркование.
Он отвёл свистульку от губ и вновь рассмотрел её в угасающем свете, водя пальцами по надписи. — Замечательно — произнёс Блейк вслух. — К жизни.
Он снова выдул долгую стелющуюся ноту, которая звучала невероятно прекрасно. Потом прислушался и услышал отдающееся вдалеке эхо, словно отозвалась ещё дюжина свистулек и звучала снова и снова. Он повалился на матрас; и, погружаясь в сон, подумал — как же эхо смогло отозваться в этом плоском и открытом месте.
Ему снилась птица из живого золотого пламени, медленно поднимающаяся из тьмы, выводящая трелью тот звук, что он выдул из свистульки: «Жизнь, жизнь, жизнь, жизньжизньжизнь…» И во сне он увидел две фигуры, обнажённые, смуглые, ждущие рука об руку у края траншеи 19А.
Первая заговорила и слова её звучали ни на английском, ни на греческом, ни на любом другом известном ему языке. Но он всё-таки понимал.
«Из смерти вызывается жизнь».
Вторая промолвила: «Светозарный Бог возвысится вновь и через Него станет возможным бессмертие. Должно принести жертву».
Задыхаясь, Блейк проснулся. Ему показалось, что снаружи палатки слышны шаги.
— Дженис?
Никакого ответа.
Заинтересованный, но не встревоженный, он высунулся из палатки. Вокруг никого не было. Почти полная луна восходила над головой и море отражало её свет. Свет лишь немного уступал дневному. Он почти различал цвета. Оранжевая палатка казалась белой, голый пейзаж — тускло-серым.
Ему показалось, что свист прозвучал снова. Он обхлопал карманы, в поисках глиняной свистульки, затем вспомнил, что оставил её в палатке. Блейк не стал возвращаться за ней, а вместо этого пошёл прямо в середину раскопок, петляя среди тёмных траншей.
Вскоре перед ним раскинулся храмовый комплекс — восемью футами ниже нынешнего уровня земли лежало главное здание, окружённое четырьмя глиняными алтарями. Он вообразил кровавые жертвы, которые древние жрецы некогда приносили своим богам. Грубые каменные стены — некоторые семи футов высотой — бросали непроглядные тени на каменные плиты в главном храмовом дворе. Пластиковые вёдра, прозрачные пакеты и инструменты усеивали пейзаж, придавая этому месту странно нереальный вид, словно недоделанные декорации к фильму. Блейку никогда не надоедало смотреть на прогресс раскопок. Вид менялся каждый день.