Перекати-поле
Шрифт:
— Понятно, — тихо сказала она, не скрывая своего презрения. — Значит, он приехал сюда, чтобы в последний момент купить себе прощение у Бога, так? Последняя отчаянная попытка. Как это похоже на ТД Холла!
— Присядь, Кэти. — Джон указал ей на место рядом с собой. — Я должен сказать тебе еще кое-что. — Он поднял свой стакан и одним глотком осушил его.
Сейчас надежды Кэти рухнут. Он скажет ей, что они не могут объявить, что отец Уилла — он. Они должны учитывать, что есть работа Джона, его репутация, не говоря уже о ней самой и Уилле. И что хуже — уладить старый скандал, основанный на лжи, или же поднять новый, опираясь на правду?
— Что, Джон? Ты считаешь, что мы не можем рассказать, что ты — отец Уилла?
— Дело вовсе не в этом, Кэти. Я буду горд объявить всему миру, что Уилл — мой сын, если вы с ним сами захотите этого. Он был зачат до того, как я принял свои обеты, и Церковь поддержит мое решение относительно собственного ребенка, сочтя его правильным. Но… когда ты услышишь то, что я собираюсь рассказать сейчас, у тебя, скорее всего, пропадет желание признать меня отцом своего ребенка. Да и Уилл, возможно, не захочет называть себя моим сыном.
Кэти почувствовала, как по коже побежали мурашки.
— Почему?
— Трей приехал сюда, чтобы сделать два признания.
Она закрыла уши ладонями.
— Боже мой, я не желаю ничего этого слушать!
— Помнишь, как мы с Треем заболели на той неделе, когда состоялась решающая игра регионального первенства против Дэлтона?
Она уронила руки.
— Помню, причем очень хорошо. Это было в понедельник. Вы с Треем отравились и были такого же зеленого цвета, как те тушеные черепахи, из которых были сделаны гамбургеры у Бенни.
— С гамбургерами у Бенни было все в порядке. Нас выворачивало наизнанку, потому что мы с Треем оказались причастны к гибели Донни Харбисона.
Кэти застыла, словно каменное изваяние, и челюсть у нее начала медленно отвисать.
— Да, ты не ослышалась, — продолжил Джон. — Донни умер в результате несчастного случая, но причиной его были мы с Треем. И это второй его грех, в котором он приехал покаяться.
У Кэти было такое ощущение, будто ее уши заткнули ватой. Все звуки в доме казались приглушенными. Она вспомнила о школьной фотографии Донни, стоявшей на полке в кухне у Харбисонов. Она ни разу не видела, чтобы рядом с рамкой не было вазы с цветами, выращенными Бетти. Эта фотография была единственным, что Кэти знала о мальчике, которого они потеряли. Ей доводилось покупать овощи с детских грядок на огороде Дома Харбисонов, но имя Донни никогда при ней не упоминалось.
Джон повернул голову к окну, и Кэти увидела, как взгляд его затуманился от воспоминаний, которые накатили на него, словно волна, выбросившая на берег обломки давнего прошлого.
— Трей был убежден, что если мы не выиграем региональное первенство, то на карту будет поставлена судьба наших стипендий в Майами. Он вбил себе в голову, что мы обязаны что-то предпринять и подстраховаться…
У Кэти ушло не более пяти минут, чтобы восстановить в памяти события того рокового ноябрьского дня, которые уже никогда не изменить. Вслушиваясь в пугающую тишину, повисшую в комнате, она вспомнила, что тогда в клинике доктора Грейвса пропала электробритва. Кэти также вспомнила большой синяк на плече Трея и то, как он в тот вечер постоянно цеплялся к ней, словно она была спасательной шлюпкой в штормовом море. Она еще тогда подумала, что они с Треем будут вместе навсегда и ничто на свете не сможет их разлучить.
— Трей собирается рассказать Харбисонам правду о смерти их сына сегодня вечером, когда я буду на мессе, — в заключение
Кэти все еще была слишком потрясена, чтобы что-то ответить ему. Она пыталась осознать глубину горя и боль Харбисонов, пыталась поставить себя на их место и представить, что чувствовала бы сама, если бы нашла в сарае повешенным своего Уилла. Просто уйти и бросить мальчика, чтобы родители нашли его в таком виде… Этот поступок был слишком вопиющим, к тому же это была идея Джона… Но ему тогда было всего семнадцать! Охваченный паникой, он думал лишь о том, что должен спасти от тюрьмы парня, которого называл своим братом, — а также сберечь будущее этого парня для девушки, которую они оба любили. Вера и совесть Джона вынудили его выбирать меньшее из двух зол.
И этот поступок привел его в священники.
— Ты веришь ему? — спросила она.
Джон переключил свое внимание на окно, за которым высоко в небе взмывал и падал одинокий ястреб. В глазах его она увидела невыразимую словами тоску и подумала, что он, наверное, завидует способности птицы просто расправить крылья и улететь куда глаза глядят.
— Я верю в его намерение сделать это, — ответил он.
— В его намерение?
— Трей — умирающий человек, который приехал признаться в своих грехах. Он эмоционален, доведен до отчаяния в стремлении получить прощение… и он сейчас на лекарствах. Стоит ему только открыть рот, как Харбисоны начнут задавать вопросы и обязательно поинтересуются…
От охватившего ее ужаса в висках застучала кровь.
— О чем ты говоришь? Ты считаешь, что они все равно как-то узнают, что в этом был замешан и ты?
— Харбисоны — разумные люди. Они в любом случае задумаются над тем, как Трей мог действовать в одиночку. Чтобы подвесить тело в сарае, нужны были двое. Трей предумышленно никогда не станет впутывать меня в это дело, но Харбисоны, особенно Бетти, могут принять решение о расследовании смерти своего сына. Бетти не из тех, кто склонен что-то прощать, а Трею в его нынешнем состоянии ни за что не выдержать полицейского допроса. В итоге мое имя обязательно выплывет. Я же был лучшим другом Трея в школе. Мы были не разлей вода…
Ее охватила леденящая паника.
— Господи, Джон. А ты предупредил его, что он рискует подставить тебя?
— Нет. Я должен дать возможность Трею сделать то, что он считает себя обязанным сделать.
— О Джон! — У нее вдруг возникло безрассудное желание сорвать этот стоячий воротничок с его шеи. — Как ты можешь быть таким чертовски правильным? Ты должен остановить его! Трей может погубить тебя — разрушить твою жизнь, твою работу, твою репутацию. Подумай, как его признание отразится на Харбисонах, когда они узнают о твоем участии в этом. Это просто убьет их.
— Можешь мне поверить, я постоянно думаю об этом, но у меня нет выбора, кроме как дать всему идти своим чередом. — Джон встал, сунул руки в карманы и снова уставился в окно. — Возможно, я беспокоюсь напрасно…
— Ты и сам не веришь в это.
— Не верю. Я верю в то, что Господь честно предупредил меня. — Он повернулся к ней, и солнце у него за спиной подсветило рельефный контур его широкоплечей, одетой в черное фигуры. — Кэти, дорогая, мне… было очень тяжело жить с сознанием того, что я позволил Харбисонам страдать все эти годы от нашей лжи. Это великий грех, который я себе никогда не прощу. И Господь не простит тоже.