Перекрестки сумерек
Шрифт:
– Ты не видела, им не платили? – спросил он. – Может быть, слышала что-нибудь?
– Я бы сказала, – недовольно ответила она. – И, по нашему соглашению, теперь моя очередь задавать вопросы.
Он сумел скрыть свое раздражение за выжидательным взглядом. Эта дура всегда расспрашивала его об Айз Седай во дворце, или о тех, кто называл себя Родней, или о Морском Народе. Глупые вопросы. Кто с кем дружит, а кто враждует. Кто с кем разговаривает наедине и кто кого избегает. Что он слышал из их разговоров. Словно ему больше делать нечего, как рыскать по коридорам и шпионить за ними. Он никогда не лгал ей – слишком велика вероятность,
Но прежде чем она успела задать свой вопрос, отворилась наружная дверь. Муреллин был настолько велик, что почти заполнял собой дверной проем, однако поток ледяного холода устремился внутрь, и языки пламени начали плясать и сыпать искрами, пока он не притворил за собой дверь. По нему не было видно, что он чувствовал холод, но, с другой стороны, его коричневая куртка на вид была толще, чем два плаща. Гигант имел не только бычье телосложение, но и соответствующие мозги. Грохнув об стол высокой деревянной кружкой, он заткнул большие пальцы за свой широкий пояс и с обидой уставился на Ханлона.
– Ты затеваешь шашни с моей женщиной? – пробурчал он.
Ханлон вздрогнул. Не из-за страха перед Муреллином; его совершенно не волновал этот олух по ту сторону стола. Вздрогнуть его заставила Айз Седай: она вскочила со своего стула и схватила кувшин с вином. Кинув в него имбирь и гвоздику, она добавила ложку меда и поболтала кувшином, перемешивая содержимое, затем выхватила кочергу из огня, прихватив ее краешком юбки, и сунула в вино, даже не проверив, достаточно ли она нагрелась. При этом Фалион даже не взглянула на Муреллина.
– С твоей женщиной? – осторожно переспросил Ханлон. В ответ он увидел довольную ухмылку.
– Почти что. Леди сказала, что я могу брать то, что тебе не нужно. Так что мы с Фалли греем друг друга по ночам. – Муреллин двинулся вокруг стола, по-прежнему улыбаясь, теперь уже по направлению к женщине. Но тут из коридора донесся крик, и он со вздохом остановился, а его улыбка погасла.
– Фалион! – резко позвал отдаленный голос Шиайн. – Веди Ханлона ко мне наверх, да пошевеливайся!
Фалион поставила кувшин на стол, стукнув так, что вино выплеснулось через край, и уже направлялась к двери, прежде чем
Шиайн договорила. Фалион всегда спешила повиноваться, когда приказывала Шиайн.
Ханлон тоже поспешил, хотя и по другой причине. Догнав Фа-лион, он схватил ее за руку, когда она уже ступила на первую ступеньку лестницы. Быстрый взгляд назад уверил его, что дверь в кухню закрыта. Может быть, Муреллин все же чувствовал холод. Тем не менее он все же понизил голос.
– О чем это он болтал?
– Не твое дело, – грубо ответила она. – Можешь достать для меня что-нибудь, чтобы заставить его уснуть? Что-нибудь, что можно подмешать в эль или вино? Он выпьет все что угодно, каким бы оно ни было на вкус.
– Если Шиайн думает,
Она вскинула голову, уставив на него свой длинный нос, холодная как рыба.
– Это совершенно к тебе не относится. Что до того, что думает Шиайн, я по-прежнему буду принадлежатьтебе, когда ты здесь. Видишь ли, некоторые обстоятельства изменились. – Внезапно что-то невидимое крепко схватило его запястье и оторвало его руку от ее рукава. Еще что-то метнулось к его глотке, сжав так, что он не мог вздохнуть. Левой рукой он тщетно пытался нашарить кинжал. Голос Фалион оставался холодным. – Я думала, некоторые другие обстоятельства изменятся соответственно, но Шиайн не смотрит на вещи логически. Она говорит, что когда Великий Господин Мори-дин захочет уменьшить мое наказание, он скажет об этом. Мори-дин отдалменя ей. Муреллин – это ее способ убедиться, что я понимаю это. Ее способ убедиться, что я знаю, что я – ее собака,пока она не скажет обратное. – Внезапно она глубоко вздохнула, давление на его глотку и запястье уменьшилось. Воздух никогда не казался Ханлону столь сладким. – Ты сможешь достать то, о чем я прошу? – проговорила она так спокойно, словно не пыталась только что убить его своей проклятой Силой. От одной мысли о том, что это касалось его, у него мурашки ползли по коже.
– Я могу… – начал он хрипло, но осекся. Сглотнул, потирая глотку. Ощущение было такое, словно она побывала в петле палача. – Я могу достать тебе кое-что, от чего он уснет и уже никогда не проснется. – Если ему подвернется безопасная возможность, он выпотрошит ее как гуся.
Она презрительно фыркнула.
– Я буду первой, кого заподозрит Шиайн. С тем же успехом я могу просто перерезать себе вены, если захочу сопротивляться тому, что она решила. Для меня будет достаточно, если он будет спать ночи напролет. Давай лучше думать буду я, и тогда мы оба будем в выигрыше. – Положив руку на резной столбик лестницы, она взглянула вверх. – Пойдем. Когда она говорит «скорее», это значит скорее. – Как жаль, что он не может подвесить ее как гуся в ожидании ножа!
Топая вслед за ней сапогами по ступенькам, так что грохот отдавался по всей прихожей, он внезапно понял, что не слышал, как уходил посетитель. Если в доме не было какого-нибудь тайного хода наружу, о котором он не знал, выйти можно было только через парадную дверь, дверь в кухне или через вторую заднюю дверь, пройти к которой можно только через кухню. Так что, по-видимому, ему предстояло встретиться с этим солдатом. Возможно, их встреча станет неожиданностью для последнего. Ханлон украдкой ослабил в ножнах кинжал.
Как и ожидалось, в гостиной горел яркий огонь, разведенный в широком мраморном с голубыми прожилками камине. В этой комнате было что грабить – на украшенных позолотой столиках стояли фарфоровые вазы работы Морского Народа, на стенах висели гобелены, а на полу лежали ковры, за которые можно получить неплохую цену. Правда, цена одного из ковров, по-видимому, теперь сильно упала. Посреди комнаты красовался низенький покрытый одеялом холмик, и если парень, который скрывался под ним, не запачкал ковер своей кровью, Ханлон готов был съесть торчавшие из-под одеяла сапоги.