Перекрестки сумерек
Шрифт:
Сама Шиайн сидела в резном кресле – привлекательная женщина в вышитом золотом синем шелковом платье с узорчатым поясом плетеного золота; на стройной шее висело тяжелое золотое ожерелье. Блестящие каштановые волосы, спускавшиеся ниже плеч, были схвачены замысловатой кружевной сеткой. На первый взгляд она выглядела хрупкой, но в лице ее было что-то лисье, а этих больших карих глаз никогда не касалась улыбка. В руках у нее был украшенный кружевами платочек, которым она вытирала маленький кинжал с огневиком в рукоятке.
– Иди скажи Муреллину, что у меня тут… сверток, от которого ему потом надо будет избавиться, Фалион, – спокойно произнесла она.
Лицо
Уголком глаза наблюдая за женщиной с кинжалом, Ханлон подошел к холмику и наклонился, чтобы приподнять уголок одеяла. Пустые голубые глаза глядели на него с лица, которое при жизни, должно быть, было суровым. Лица мертвых всегда выглядят мягче. Очевидно, он все же оказался не настолько умным и осторожным, как показалось Фалион. Ханлон отпустил одеяло и выпрямился.
– Он сказал что-нибудь, что тебе не понравилось, миледи? – мягко спросил он. – Кто это такой?
– Он сказал много чего, что мне не понравилось. – Она подняла кинжал вверх, разглядывая небольшой клинок, чтобы удостовериться, что он чистый, и затем опустила его в вышитые золотом ножны у себя на поясе. – Скажи, ребенок Илэйн от тебя?
– Я не знаю, кто отец этого щенка, – кисло ответил он. – А в чем дело, миледи? Ты считаешь, что я становлюсь слишком мягким? Последнюю девчонку, которая заявила, что я сделал ей ребенка, я засунул вниз головой в колодец, чтобы слегка охладить, и проследил, чтобы она оттуда не выбралась. – На подносе на одном из столиков стояли узкогорлый серебряный кувшин и два серебряных кубка, украшенных гравировкой. – Это можно пить? – спросил он, заглядывая в кубки. В обоих на дне было вино, но небольшое дополнение в одном из них могло сделать посетителя легкой добычей.
– Катрелль Мосенайн, дочь торговца скобяным товаром из Ми-роуна, – произнесла женщина так спокойно, словно это было известно всем на свете, и он чуть не вздрогнул от удивления. – Ты размозжил ей голову камнем перед тем, как засунуть в колодец, не иначе как заботясь, чтобы она не утонула. – Откуда она могла знать имя девчонки, не говоря уже о камне? Он и сам-то его не помнил! – Нет, я сомневаюсь, что ты становишься мягким, но мне бы очень не хотелось думать, что ты целуешься с леди Илэйн втихомолку от меня. Мне бы этого очень не хотелось.
Внезапно Шиайн нахмурилась, глядя на запятнанный кровью платок у себя в руке, и, грациозно поднявшись, скользнула к камину и бросила его в огонь. Она стояла, греясь у очага и даже не глядя в его направлении.
– Смог бы ты устроить так, чтобы некоторые из шончанских женщин бежали? Лучше всего если это будут обе женщины, называющие себя сул'дам,и те, кого называют дамани, – она немного спотыкалась на незнакомых словах, – но если ты не сможешь устроить это для всех, сойдут и несколько сул'дам.Они смогут освободить кого-нибудь из остальных.
– Может быть. – Кровь и пепел, она этой ночью перескакивала с одного на другое хуже, чем Фалион! – Но это будет непросто, миледи. Их всех хорошо стерегут.
– Я не спрашивала о том, легко ли это будет, – ответила она, глядя в огонь. – Можешь ли ты убрать стражу от складов с продовольствием? Меня бы очень порадовало, если бы некоторые из них наконец сгорели. Я уже устала от попыток, которые всегда проваливаются.
– Этого я не могу, – пробормотал он. – Разве что
– Еще один ответ, о котором я не просила. – Она покачала головой, по-прежнему глядя в камин, а не на него. – Но, возможно, что-то все же можно сделать. Насколько ты близок к тому, чтобы действительно… снискать расположение Илэйн? – натянуто закончила она.
– Ближе, чем в тот день, когда я прибыл во дворец, – буркнул он, свирепо глядя ей в спину. Он пытался не оскорблять тех, кого Избранные ставили над ним, но эта девица откровенно испытывала его терпение. Он мог бы сломать эту хрупкую шейку как тростинку! Чтобы занять руки, рвавшиеся к ее горлу, он наполнил один из кубков и взял его в руку, не собираясь пить. В левую руку, разумеется. То, что в комнате уже был один мертвец, еще не значило, что она не собирается удвоить это количество. – Но я не собираюсь торопить события. Вряд ли я могу зажать ее где-нибудь в уголке и щекотать, пока она не выпрыгнет из сорочки.
– Да уж, – приглушенным голосом проговорила Шиайн. – Она, пожалуй, женщина не того сорта, к какому ты привык.
Она что, смеетсянад ним? Он ее забавляет?Он едва сдержался, чтобы не швырнуть на пол кубок и не придушить эту девку с лисьим лицом.
Внезапно она развернулась, и он моргнул, видя, как она небрежным жестом вновь убирает в ножны свой кинжал. Свет, он даже не видел, когда она вытащила его! Он, не подумав, глотнул вина и чуть не задохнулся, когда понял, что сделал.
– Тебе бы понравилось увидеть Кэймлин разграбленным? – спросила она.
– Очень неплохо, если у меня будет хорошая компания за спиной и свободный путь к воротам. – Вино не должно было причинить ему вреда. Кубка было два, это значило, что она тоже пила, а если даже он взял тот, из которого пил мертвец, в нем не должно было остаться даже столько яда, чтобы отравить хотя бы мышь. – Так ты этого хочешь? Я повинуюсь приказам так же, как и любой другой. – Так он и делал, когда был уверен, что переживет их выполнение, или когда они исходили от Избранных. Лучше умереть глупой смертью, чем не выполнить приказа Избранного. – Но иногда очень помогает, когда знаешь немного больше, чем «пойди туда и сделай то». Если бы ты сказала мне, чего добиваешься в Кэймли-не, может быть, я помог бы тебе скорее добраться до цели.
– Разумеется. – Шиайн улыбнулась ему, сверкнув зубами, в то время как ее глаза оставались безучастными, как два коричневых камня. – Но вначале скажи мне, почему у тебя на перчатке свежая кровь?
Он улыбнулся ей в ответ.
– Какому-то грабителю не повезло, миледи. – Может быть, это она послала его, а может быть, нет, но он добавил ее глотку к списку тех, которые намеревался перерезать. И точно так же он мог добавить туда и Мариллин Гемалфин. В конце концов, единственный оставшийся в живых будет единственным, кто сможет рассказать, что произошло.