Перекресток для троих

Молчанов Андрей Алексеевич

– Здорово, хозяин!
– молвил он озабоченно. Протянул руку, представился: - Эдуард.

– Игорь, - ответил я на рукопожатие.

Эдуард расстегнул ватник. Вздохнул, разглядывая машину.

Я рассматривал Эдуарда. Это был человек с прекрасно развитой грудной клеткой и, судя по всему, бицепсами, скуластым цыганистым лицом деревенского красавца, с наглыми, всезнающими глазами. Тут надо сказать, что я остро чувствую людей. И сразу понимаю, кто передо мной. Ошибаюсь редко. Сейчас передо мной стоял жулик. Мелкий, изрядно битый

судьбой и жизнью, но неунывающий. Сидевший - точно.

– "Победа", значит, - произнес Эдуард, закуривая и опуская лапу на пыльный капот.
– Крылья нужны?

– Аккумулятор, - сказал я рассеянно.
– Можешь?

– Четвертной, - последовал незамедлительный ответ.
– Новьё. От грузовика. Кру-угит...
– И Эдуард всем лицом и туловищем изобразил восхищение по поводу того, как аккумулятор крутит.

Я показал десятирублевку.

– Чи-иво?!
– Собеседник демонстративно застегнул ватник. Поправил кепку.
– Издеваешься? Новьё аккумулятор...

– Ладно.
– Я бросил купюру на капот.
– И еще пятерка за мной.

Эдуард посмотрел на деньги, такие реальные. Скривился, сопя в размышлении. Сказал с тоской:

– Если б душа не горела...

Пока раскочегаривался движок, превращая гараж в газовую камеру, я стоял у входа и, покуривая, наблюдал, как плечистая фигура Эдуарда, загребая снег отворотами штанин, удаляется в неизвестном направлении с моим червонцем. Этого кадра здесь раньше не было. Из новых, что ли?

Мимо проехала "Волга". Затем остановилась и, юзя облепленными снегом колесами, дала обратный ход. Я увидел Мишку. Мишка - старый приятель. Раньше работал шофером в нашем КБ.

– Привет!
– В голосе его звучала задорная радость. Я тоже расплылся. Парень он отличный - добряк, с юмором. Люблю таких. Поэтому с чистосердечной улыбкой я вглядывался в его конопатую, бледную физиономию (он рыжий, как бульдог) и тряс худую, нешоферскую руку.

– Отслужил?

– Первый день, - доложился я.
– Сейчас - в военкомат, отмечаться...
– И кивнул на раскрытый бокс, где в клубах дыма рокотал мой танк.

– Глуши мотор, - посоветовал Мишка.
– У меня два часа свободы, подвезу. Поговорим... Как с работой-то у тебя?

Мы уже приготовились зацепиться языками, но тут возле нас чертом возник Эдуард.

– Привез?
– мрачно спросил он у Мишки.

Тот открыл багажник, вытащил новое крыло "Москвича".

– Ну, мы в расчете?
– уточнил Эдуард, неприязненно косясь на меня.

Мишка кивнул, и Эдуард, сунув крыло под мышку, вновь отбыл по странным своим делам.

Страдая от вредных выхлопных газов, я запер гараж и уселся в "Волгу". Спросил, имея в виду Эдуарда:

– Кто такой?

Мишка крутился на пятачке между гаражами - разворачивался.

– Эдик?
– Он дернул щекой в ухмылке.
– Инвалид! С желудком у него чего-то такое... Сторож в кооперативе. Мастер на все руки. Прием любых заказов. Спереть,

достать, продать; берется за любые работы: надо - машину покрасит, надо - движок переберет... Все умеет. И все чужими руками. Живет на комиссионные. Володьку Крохина знаешь? Из газеты? Через два бокса от тебя? Он хорошо сказал. Эд, сказал, бездельник, но человек деловой. С деньгами-то у тебя как?

– Приплыл пароход на мель.

– Во, - озадачился Мишка.
– И у меня тоже. Я тут жениться задумал. Ну, сразу куча проблем. Во-первых, с жильем...
– Мишка жил за городом, в деревне.

– С жильем у меня тоже, - вздохнул я.

– Слушай, ты... по-английски соображал ведь?
– Михаил помедлил.
– Я сейчас в "Интуристе", вожу всяких...

– Не тяни душу.

– В общем, так, - отважился он.
– Прошлое лето наведался я к бабке. Под Архангельск. В деревню. Короче, пособирал на досуге иконки. Шастал по всей округе - по чердакам, избам заколоченным... Итог: имеется два мешка, а что с ними делать - хоть убей... Доски трухлявые, ни фига не разобрать - одна чернота. И...

– И дерзкий замысел родился в твоей бедовой голове, - закончил я. Смотри... Бедовые головы, их, знаешь, наголо любят стричь.

– Дык ведь... такова се ля ви, как говорят французы, изучающие русский язык, - грустно отшутился Михаил.
– Дом надо строить. А на машине что слева сшибешь, то уйдет - не заметишь. Слесарю дай, мойщице дай...

Возникла пауза, заполненная ровным гудом мотора.

– Ну и чего думаешь?
– спросил я, проникаясь идеей.

– Я думаю!
– сказал Михаил с тоской.
– Толку! Доски расчищать надо, а это реставратор... где он? Потом язык - ни хрена же не соображаю, как глухонемой...

Я поразмыслил. Один художник, впрочем, может, и не художник, а как раз реставратор - в тонкости его специальности я не вникал, был мне известен. Олег. Школьный дружок. До армии мы с ним встречались в его мастерской: выпивали среди скульптур и живописи. Но возьмется ли он за иконы? Я почувствовал, что включаюсь в жизнь.

– С реставратором уладим, - сказал я.
– Язык тоже... подвешен. А вот клиент - это уж...

– Клиент - что?
– Мишка рулил, напряженно смотря на дорогу.
– Клиент будет. Как бы остальное утрясти... Знаешь, заезжай вечерком... Прямо сегодня. И решим.
– Он остановил машину у военкомата.
– Жду?

Я кинулся к дежурному: так и так, прибыл...

– С двух часов!
– был краткий ответ.

– С двух часов, - сказал я Мишке.
– Попали!

– Ну это... я не...
– Развел он руками.
– Работа. А может, ты завтра? Не обязательно же сегодня?

– Обязательно сегодня, - сказал я.
– И никак иначе.
– Мне в самом деле хотелось восстановиться в гражданском статусе именно сегодня и навсегда.

– Тогда... вечером, - сказал Михаил.
– Часов в семь. Жду. Адрес, думаю, не забыл.