Перекрёсток двенадцати ветров
Шрифт:
– Да за что?
– Я сам виноват… Обалдел, надо было сразу карабин хватать. А без тебя я бы и с камня не слез бы… Наши где?
– Тише, - выдохнул Сашка.
Один из хунхузов, включив фонарик, неспешно подошёл к мальчишкам. У него было жутковато-бесстрастное лицо идола из восточного храма. Держа фонарик на колене, хунхуз присел между мальчишек, посветил на одного, на другого. И спросил на чистом русском:
– Где остальные?
– Нас двое, - ответил Рат. Китаец улыбнулся, показав мелкие хорошие зубы.
– Вас пятеро, - сказал он.
– Трое
– Какое золото?
– удивился Сашка.
– А ты хочешь сказать, - китаец снова улыбнулся, - что вы на нас напали просто так?
– Мы на вас напали, потому что вы на русской территории, - ответил Рат.
– Как банда. С оружием.
– Мы все - граждане России, - китаец продолжал улыбаться.
– На оружие есть разрешения. Мы просто охотимся.
– Тогда какое золото?
– Сашка тоже улыбнулся, но Рат видел, как ему страшно и видел ещё, что и китаец заметил это. Сам Рат испытывал только злость, в значительной степени - на себя.
– Это золото наше, мальчик, - сказал китаец.
– Оно нам нужно. И мы его получим. Как и эту землю. Она тоже наша. И мы её получим. Когда вы вымрете от водки и глупости, мы просто заселим эти земли. Мы умеем ждать. Иногда мы ждём века. Но всё равно получаем то, что нужно. Вы, русские, вы, белые, глупые. Вы говорите "давно" про то, что было вчера. Мы знаем - даже сто лет назад - "недавно". У нас есть время. Ваши не бросят ту девочку, которая не может идти. Вы так никогда не делаете.Вы всё расскажете, и мы ещё впо-лне успеем догнать их.
– С какой стати нам говорить?
– спросил Сашка.
– Вы нас всё равно убьёте.
Голос его дрогнул. Китаец закивал - почти по-доброму.
– Да, конечно… Но можно умереть от пули. А можно - и по-другому. Ты ведь не хочешь узнать - как это, по-другому?
– Пошёл ты, - сказал Сашка и усмехнулся.
– Ну а ты что скажешь?
– хунхуз повернулся к Рату.
– Ты местный. Ты ведь казак?
– Кто убил человека, чем скелет лежал недалеко от балка?
– спросил Рат. Китаец ответил охотно:
– Я. Он был глупый. Я притворился, что заблудился, работал с ними и потом застрелил их в спину. Его и его женщину. Она была красивая.
– Это были мои отец и мать, - сказал Рат равнодушно. Китаец покивал с таким же равнодушием:
– Что ж, чем вас меньше, тем ближе наши сроки… Вам надо говорить. Иначе будет очень больно… вот так, - он нагнулся к Сашке и, сдёрнув повязку, воткнул палец в рану.
– Умммхх… - выдохнул Сашка и задёргался, но потом заставил себя лежать спокойно.
Рат видел, как на шее Сашки натянулись жилы и вспухли трубы артерий.
– Говори, - хунхуз несколько раз повернул палец в ране. По щекам Сашки текли слёзы, он плотно зажмурился.
– Не надо молчать. Ночь очень длинная, и вы всё равно заговорите… - он вырвал палец (Сашка выгнулся) и что-то сказал. От костра подошёл не раненый. Он нёс в руке горящую ветку.
– Говори пожалуйся, - попросил хунхуз и поднёс огонь к груди Сашки, провёл им по коже - туда-сюда, задержал.
Сашка закричал. Рат отвернулся и стиснул зубы; в крике Сашки прорвались слова:
– Уберите огонь, дяденька, пожалуйста, огонь у-бе-ри-те-е!!!
"Скажет, - подумал Рат. Он не мог осуждать Сашку… но осуждал.
– Эх… сын десантника…" Стало тихо, только Сашка стонал и тянул воздух сквозь зубы.
– Сань, - попросил Рат, - не говори, не надо. Там Светка, Сань.
– Я не скажу, - тихо ответил Сашка и снова закричал, но уже без слов. Тогда Рат тоже закричал - почти истерично, с присвистом, дёргаясь в верёвках:
– Ты взойди-взойди, солнце красное!Обогрей ты нас, людей бедных!Людей бедных - людей беглых!Эх, ды мы не воры!Да не воры да не разбойнички!Стеньки РазинаЙйэхх - да мы работнички! - сам не зная, почему, чтобы просто слышать только себя.Сашка умолк - сразу, Рат понял, что он потерял сознание. И ощутил дикую, грызущую боль в ногах. Когда боль отступила, Рат не помнил, кричал ли он. Мальчишка был весь мокрый от пота, ко рту подкатывала тошнота, имевшая медный вкус. В ушах стоял звон. Из темноты выплыло лицо хунхуза. Он перевернул Рата на бок, лицом к лицу Сашки, который дышал открытым ртом.
– Ты хороший стрелок, - сказал хунхуз, и Рат почувствовал узкую полоску холода на указательном пальце правой руки.
– А сейчас ты останешься без пальца.
– Зачем он мертвецу?
– простонал Рат. Ноги горели, боль вернулась - не такая дикая, но постоянная.
– Верно, - хмыкнул китаец.
– Тогда я просто начну снимать с твоего друга кожу, - он отпустил Рата и неспешно перешёл к Сашке. В руке его блестел широкий короткий нож.
– Рат, я не выдержу, - пошевелились губы Сашки.
– Рат, чёрт с ним, с золотом…
– Сань, не золото… наши, Сань… - Рат чувствовал, что плачет от жалости и беспомощной злости.
– Ты представляешь, что будет с девчонками?
Сашка закрыл глаза. А Рат вдруг увидел, как очень обыденно и как-то нестрашно из левого глаза хунхуза проклюнулось алое остриё. С него скатилась и упала на траву между мальчишками капля. Не выпуская ножа, хунхуз тяжело упал поперёк Сашки, который мучительно содрогнулся. Двое других уже лежали возле костра, над их спинами прямо и неподвижно белели перья на длинных древках стрел.
– Что за… чёрт?
– выдохнул Рат и задохнулся от страха едва ли не большего, чем испытанный ранее.
Там, где кончался огонь костра и начиналась таёжная тьма, стояла бесформенная высокая фигура. Алые отблески роились на неё, словно невиданные насекомые. Не выдержав напряжения, Рат мигнул - на долю секунды. Но, когда он открыл глаза, возле неподвижных кустов уже никого не было…