Перекресток миров. Первые шаги Синигами
Шрифт:
— У тебя было бы очень много работы. — Устало выдохнул я, смотря снизу верх и не скрывая, нежился на коленях Ингрид. — Кстати ты ошиблась с образом магистра, ты на неё не похожа.
— Что? Да я идентична, даже её мысли мне доступны! — Воскликнула Ингрид, а потом сурово на меня посмотрев, спросила. — И чем же я отличаюсь от оригинала?!
— У магистра света грудь меньше. — Произнес я, смотря с колен на румянец, что загорелся на щечках светлого магистра и как «непохожести» волнительно закачались.
— Они точно такие же! — Воскликнула смерть, критически осмотрев себя. — Просто это платье выгодно подчеркивает фигуру, но
— Это почему же? — Спросил я, осматривая белое платье, которое казалось мне знакомым.
— А ты его не узнаешь? Забавно, а ведь именно это платье сейчас служит тебе вещевым мешком, и скажу тебе, это настоящее святотатство, такое одеяние и использовать как мешок, лучше бы ты его сам надел. — Задорно рассмеялась Ингрид.
— Делать мне нечего, как только носить женское платье. — Недовольно пробурчал я, заерзав на коленях магистра, поудобнее устраиваясь.
— А вот и зря! — Вновь рассмеялась Ингрид, и, погладив меня по волосам, коснулась моей руки с почерневшими венами. — Ну, и как тебе мой подарок?
— Все же рука — это твой подарок? — Пробурчал я, вспоминая, что всего лишь сплю, а там, в реальном мире, я лежу на голых камнях. — Я почему-то подумал, что ты познакомила меня с Сурой.
— А я разве утверждала, что подарок будет один? — Улыбнулась Ингрид, поднимая мою голову со своих коленей, и когда я сел рядом, то она обворожительно улыбнулась, и продолжила. — Проклятье филактерия сжилось с тобой, а моя заслуга лишь в том, что я не спешила к тебе, когда ты лежал в светлой лечебнице, и магистр не смыкая свой единственный глаз, спасала как твое тело, так и душу.
— Эм, а душу-то зачем? — Спросил я, смотря как начал постепенно таять образ Ингрид, и это могло значить только то, что я начинаю просыпаться.
— А потому, что ты срастался с проклятьем. — В последней раз улыбнулась мне Ингрид той светлой улыбкой, которой могла обладать только светлая моя противоположность. — Теперь ты отравленная жертва, которую не стоит пытаться поглотить, и не только душу, но и тело — ты отравлен.
Образ зеленной лужайки, на которой я сидел с Ингрид пропал, как только я открыл глаза. И я вновь очутился на каменном плато, а около меня стрекоча, бродил скорпион размером с собаку и его жало угрожающе покачивалось. Я лег спать там, где эта скорпионша сделала кладку яиц, а я не заметил этого, так как выбился из сил. Пришлось перемещаться на другую часть разрушенного форта, не трогая заботливую мать, только мне не удалось больше уснуть, так как уже наступал вечер, и мне было пора вновь пускаться в путь.
На протяжении трех дней каждый раз, засыпая, я наделся встретиться со своей покровительницей, и попытаться передать весточку матери, но она не шла на контакт. Да, и как я подозревал, не будет она исполнять мою просьбу, но я всё же верил, что она не станет говорить маме, что я ушел вместе с ней рука об руку.
Пустыни не были сильно опасны, если ты постоянно будешь наготове, не местные хищники оказались главной опасностью, даже не недостаток пищи. Я уже наловчился убивать мелких ящериц, не привлекая внимание их более крупных собратьев, которые и сами были не прочь полакомиться мной. Смертельной опасностью в пустыне был недостаток воды, я пытался пить кровь ящериц, но она не могла полностью погасить мою жажду. А, не имея карты и не зная расположение оазисов, мне недолго оставалось бродить по этим пескам.
Но я не расстраивался и просто ограничивал себя в воде, и старался пройти за ночь как можно больше, надеясь, что я наткнусь на следы людей. И нет, я не побегу к ним с распростертыми объятыми, как рассказывал отец. Люди, измученные жаждой, сами бежали к работорговцам, и были рады глотку воды в обмен за свою свободу. И я, словно эти безумцы, уже третий день искал следы пребывания разумных, так как иного выбора у меня не было. Идти, ориентируясь на горящую в небе звезду — это правильно, но вот только без воды, и не зная направление жилых мест, это самоубийство.
Убирая последний пустой бытылек в мешок, я устремился в сторону, где послышался шум, непривычный для ночной тишины, и когда на песке я увидел первый след, оставленный человеческой ногой, то присел на песок и долго его изучал, вспоминая рассказы отца и редкие комментарии матери.
Отец вечерами, да за вкусным ужином, мог часами рассказывать о пустынях, правда в основном он рассказывал о драконе, которого он встретил раненым, и вместо того, чтобы прикончить его, лечил.
Из его долгих рассказов, именно про пустынных странников, оказалось самым полезным, и то, что отец, выводя угольком у камина, показывал мне с Астрид следы тех или иных странников. Тогда это казалось безумием, но оказалось тем, что может спасти мою жизнь — я смотрел на след, листая свою память, словно книгу.
— Размер обуви в две ладони, ширина в ладонь чтобы не проваливаться в песке. — Бурчал я сам себе, повторяя то, что говорил отец. — А у пятки два небольших каблучка, чтобы не скользить на отвесных барханах. Носок утопает сильнее, чем пятка — это пустынники из народа Кхарга.
Отец говорил, что это кочующие торговцы, которые идут позади больших караванов, так как им не нужна их защита. Они практически все воины, либо маги, они не подлые продажные наемники, а гордый пустынный народ. Который лишь внешне немного отличается от людей, узкие глаза, приплюснутый нос, отсутствие волос на всем теле, вот что их отличает от обычных людей. Как говорил отец, этот народ всегда держал слово, и это ценилось в этом мире намного дороже золота, и можно было, не беспокоится о своей спине, если ее защищает воин народа Кхарга.
И вот именно тогда мама вмешивалась в рассказ отца со своими комментариями, дополняя его рассказ. Кхарги — следопыты и хорошие торговцы, что могут найти, что угодно. Всегда защищают свои стоянки, не боятся внезапного нападения, и поэтому дозорных у них мало. Я помнил, как Миуюки кроваво улыбалась, крутя между пальцев небольшой нож, позабыв о том, что она мгновение назад нарезала ими овощи с огорода. Тогда мы жили на острове Крутой Рог, и не думали ни о каких катакомбах или столице. Счастливое время было, так вот роясь в своей памяти, я начал вспоминать то, что говорила наша кровожадная мама.
Магические контуры, которыми они защищают свои стоянки, по словам моей мамы, просто мертвецам на смех, и если очень аккуратно смотреть под ноги, а не нестись как северный мамонт, крича, что перерублю всех. Можно пробраться в центр лагеря и начать убивать, но, к сожалению, весь лагерь поднимется, как только умрет первый Кхарг. Главной особенностью этого народа была ментальная связь между членами этой расы, и смерть одного почувствуют все, да и если тебя заметит хотя бы краем глаза один дозорный, то о твоем появлении будут знать все Кхарги в лагере.