Перекресток судеб
Шрифт:
И женщины, и мужчины и даже подростки с пятнадцати лет, все вместе готовились к обороне, столы и стулья были сдвинуты к стенам, пустующие комнаты на втором и третьем этаже заперты и заколочены. Все, кто мог магичить, разработали совместный план обороны, и я поразилась тому, как все были спокойны и уверены в том, что отстоят не только этот квартал, но еще и сумеют поутру найти того, кто натравил на город умертвиев.
А я сидела у запертого и заколоченного окошка и время от времени посматривала на улицу в маленькую щёлочку. Там было темно и тихо, лишь кто-то шаркал ногами и скребся о стену.
— Они здесь! — пискнула я и отошла от окна.
Глава шестая
Ночь с 22 на 23 июля — трактир «Три поросенка Юлы». Город Осирион. Берег реки Лика
В трактире стояла тишина. Все напряженно вслушивались в то, что происходит на улице. Шаркающие шаги то удалялись, то возвращались, кто-то скребся в дверь, но когда на крыше раздался вой, все разом вздрогнули, и кто-то тихо заплакал, явно зажимая себе рот.
– Главное — не шуметь, — едва слышно прошептал трактирщик, — они нас не найдут, если сидеть тихо.
Мы и сидели, кто на полу, кто на стульях у стены рядом с камином, многие сидели на ступеньках, и все слушали, как кошмар и смерть развлекаются за стенами трактира.
Набат стих в одиннадцать вечера, резко, как будто он тоже боялся нарушить тишину. Но к полуночи из разных концов города стали раздаваться крики и какие-то хлопки. Кто-то все ближе и ближе подходил к трактиру, и я почувствовала откат магического потока. Кто-то уничтожал умертвиев.
Я не знала, откуда я знаю о магическом откате энергии, но я четко представила себе заклинание поглощения черного заговора подъема живых мертвецов, я даже могла назвать все потоковые узлы и специфику заклинания в полнолуние.
Вот энергопоток изменился, и уже те, кто пытался разрушить темное заклинание, вынуждены были защищаться, вот пролилась первая кровь, и умертвия, учуяв ее, стали агрессивнее и ринулись на магов. Бой с монстрами был быстротечным, и маги потеряли троих, им пришлось обезглавить товарищей и сжечь огненным заклятием тела, умертвия тоже сжигали, а потом маги пошли дальше, я вздохнула с облегчением, но неожиданно я почувствовала что-то более кошмарное и более сильное. Оно кралось по переулку к магам и атаковало молниеносно, никто не успел отреагировать вовремя, и маги погибли быстро, а их тела обезглавить и сжечь было некому, и вот уже они поднялись и зашаркали по переулку, ища новые жертвы.
Я сидела в углу у камина и, обхватив себя руками, заставляла себя молчать, не издавать ни звука, а мне хотелось кричать, но я усилием воли держала свой рот закрытым, я даже дышала медленно и глубоко, надеясь, что это поможет мне сдержаться. Бор Бар сел рядом со мной и обнял меня, в его глазах я прочла понимание моего состояния. Он погладил меня по голове и заставил прижаться к нему, от него исходила приятная и какая-то родная энергия, он был как будто частью меня самой, и от его присутствия мне становилось легче.
Тишина была глубокой, но все же она не могла продолжаться вечно, один из мужчин поднялся на ноги и подошел к окну, он выглянул в ту самую щелочку, в которую я выглядывала на улицу, и стал шепотом пересчитывать умертвиев.
— Восемь! — прошептал он. — Всего восемь, у нас тут четыре опытных мага и странствующий рыцарь, его спутники тоже чего-то стоят, а служитель Тишины тем более. Может, все-таки стоит попытаться уничтожить тварей!
— Нет, Филан, нет, — также шепотом ответил этому мужчине трактирщик. — Ты прекрасно знаешь, если мы привлечем внимание хоть одной твари, сюда придут остальные и не успокоятся, пока не прорвутся в трактир. Филан, я все понимаю, ты хочешь отомстить за жену, но подумай об остальных, кто тут прячется. Подумай о своих дочерях, что сейчас сидят наверху.
— Вы все трусы! — прошипел Филан и усевшись на стул у окна снова уставился в щель.
Наверху заплакал грудной ребенок, все встрепенулись и ахнули женщины.
— Детей же должны были напоить сонным зельем!? — выкрикнул кто-то из мужчин, и тишина умерла.
Я почувствовала, как ее защита растаяла и как монстры на улице все обратили свои мутно-красные глаза на трактир.
Три женщины убежали наверх к детям, а остальные стали переглядываться, как будто ища виноватую. Но никого не нашли и я поняла, что сейчас начнется свара базарных хабалок, но тут встала самая пожилая из женщин и сказала:
— Если хоть одна общипанная курица сейчас откроет рот, я лично ей язык вырву и скормлю умертвиям, вы меня знаете!
Женщины тут же как будто сдулись, а некоторые даже предпочли спрятаться за спины мужей и отцов. Старуха осмотрела всех, кто был в зале, и ее взгляд остановился на мне и Бор Баре.
— Что ты там видишь девочка? — спросила она у меня, и я вздрогнула, но Бор Бар крепче прижал меня к себе, и я смогла сдержать крик ужаса.
Я, молча, отрицательно помотала головой, и старушка понимающе вздохнула и ссутулившись опустилась на стул.
— Там одна из тварей тьмы, она не даст покинуть нам этот дом, — сказала старуха, — Я ее чувствую, она прячется в подворотне. Она ждет, когда мы поддадимся страху и накормим ее им. Поэтому мы должны быть сильными и контролировать свой страх. Посмотрите на эту пришлую, она жутко боится и все же сдерживает страх внутри себя, он уже лишил ее голоса, но она продолжает держать его в себе, так и мы должны держать страх и не выпускать его в ночь, иначе тварь нас сожрет.
Старуха ошибалась, я молчала не от страха, я молчала, потому что знала, что тишина защитит меня, я чувствовала её в себе, и она все сильнее и сильнее проникала в меня, сковывая мои голосовые связки.
Но неожиданно где-то глубоко-глубоко внутри меня встрепенулось нечто темное и сияющее одновременно, оно учуяло тишину и возмутилось, и я осознала, что сейчас тьма во мне уничтожит тишину и овладеет моей душой. Я расширенными от ужаса глазами посмотрела на Бор Бара, а он лишь успокаивающе едва улыбнулся и отошел от меня. Он дал мне самой решать, кем я теперь буду.
А на улице в это время скребли когтями по оштукатуренным стенам и ставням, в дверь с силой ударили, потом еще и еще раз. Ставни заскрипели, сопротивляясь пальцам умертвий старавшимся их разломать. В зале кто-то заплакал, кто-то зашептал молитву.