Перекресток времен. Дилогия

Захаров Андрей Николаевич

— Ты чего? Спишь на ходу, что ли? Проснись, солдат! Замерзнешь и в канавку свалишься! — Николай дружески похлопал Уварова по плечу. — А оттуда уже не выберешься, только на небеса!

— Да не сплю я! Чапай думу думал! — улыбнулся в ответ Олег. — Мировые проблемы пытался решить. Но пока не смог!

— А чего так?!

— Языкам не обучен! Всех не знаю! — отшутился Уваров словами комдива Чапаева из одноименного старого фильма. — А кто знает язык врага, тот может читать и его мысли! Вот так-то, брат!

— Да ты же чужие мысли и так без языка читать умеешь! — не отставал Антоненко, но затем примирительно произнес. — Ладно, сдаюсь. Олег, ты лучше подумай, как мы на ту сторону переходить будем. Мост висячий, метров с полсотни будет! Да и пропасть внизу, мама не горюй! Глянуть страшно! Люди-то пройдут, а вот за лошадей с грузом я не ручаюсь!

— Давай у вождя спросим. Может он лучше тропку знает? Нам надо думать о будущем. Сейчас и этот мост пройдет, но если мы собираемся расширять в эту сторону наши владения, то необходим более надежный путь.

Когда, находившиеся в середине колонны, Антоненко с Уваровым подошли поближе, то увидели, что мост был мощнее, чем через Серебряный ручей возле Уаман-канча. На противоположных сторонах ущелья, напротив друг друга, возвышались четыре огромных каменных столба, выдолбленных из скал. К ним крепились толстые плетеные травяные канаты, сложенные вместе в несколько рядов. Высокие, сплетенные из канатов перила не прятали от путников ужасающую глубину пропасти, но уже начавшие переходить через мост воины не смотрели по сторонам, а спокойным размеренным шагом двигались вперед, выстроившись в длинную цепочку. При этом натянутые канаты моста вздрагивали, нервно покачиваясь из стороны в сторону, но не провисали! То же самое, происходило и при переходе вьючных лам с грузом.

Подходы к висячему мосту со стороны земель уаминка охраняла небольшая крепостица с гарнизоном в пятьдесят воинов. Этого было вполне достаточно, чтобы защитить

переправу. Ведь ширина моста была такова, что можно переходить только по два человека в ряд, не более. В крайнем случае, можно просто перерубить канаты и потенциальный враг окажется на дне Ущелья Мертвых, не сделав даже шага на противоположную сторону…

— Синчи! — обратился Николай к вождю. — Скажи, есть ли другая дорога в земли инков? По этому мосту наши лошади, а тем более двуколки и телеги, не пройдут!

Синчи Пума посмотрел на Антоненко:

— Я понял тебя, Ника Тима! В Долину Великих Вождей мы пойдем этой тропой. На ней находятся селения с крестьянами-пуриками, переселенными сюда из другой части империи, за которых я отвечаю, как старший чиновник — курака района. Ол Увар умный, но Синчи мудрый. Среди пуриков мы наберем недостающих до тысячи воинов и исполним приказ Уаскара. Но тебе здесь идти не надо. Иллайюк покажет другой… Тайный путь наших предков. Его знают только я и Иллайюк. Но с вашим появлением пришло время его открыть…

* * * Обнявшись с Николаем, пожелавшим ему удачи в исполнении задуманного, Уваров также попрощался и с другими новороссами. Шепнув при этом Максиму, чтобы тот присматривал за отцом и берег себя для Оксаны. Новицкий то же не остался равнодушным к проводам и крепко пожал Олегу руку, искренне пожелав скорее увидеться и быть во здравии. Теперь путь Уварова пролегал к чужим селениям, затерявшимся в горах. Ему предстояло увидеть настоящих инков, о которых ранее доводилось только слышать. Широкая, выложенная каменными плитами тропа была очищена от растений и мелких россыпей камней. Среди плит почти не было треснутых. Все это свидетельствовало о том, что за дорогой тщательно следили. Не сказать, чтобы было легко идти. Дорога, извиваясь ужом между скал и ущелий, покрытых густой растительностью, с крутыми подъемами и спусками, была довольно удобна. В необходимых местах имелись широкие ступени, а возле каждого подъема или спуска находились невысокие каменные скамьи для отдыха, над которыми возвышались ветвистые кроны местных деревьев, обеспечивающие тень уставшему путнику. В таких местах часто встречались пирамидальные горки камней или причудливые фигуры местных божков целиком вырезанных из камня. Все это напоминало придорожные кресты или часовеньки на Руси. Чтобы каждый, кто находится в пути, мог помолиться своим богам. В минуты отдыха между переходами, Синчи Пума рассказал Олегу, что за состоянием висячего моста и дорогу отвечает айлью (община) живущая в первом на их пути селении, до которого уже рукой подать. Местные пурики, как и в остальных селениях за Ущельем Мертвых, были из другой провинции империи. Эти айлью, после завоевания части земель уаминка, очередной Сапа Инка переселил с юга, с плато, из района озера Титикака. Переселенное племя имело название "колла" из народа аймара, отличавшегося языком и внешностью от кечуа, из которого вышли сами инки. Оторвав от земли предков и меняя места обитания покоренных "благонадежных" племен, легче держать подданных в повиновении и осваивать новые территории. Но с уаминками такой номер не прошел. Покорить свободолюбивый народ не смог не один Сапа Инка. Последняя попытка произошла больше тридцати лет назад и обошлась высокой кровавой ценой. В конце концов, Великий Инка Уайна Капак договорился с Синче Пумой о вхождении уаминка в империю, но на правах автономии. Без размещения инских чиновников и армии на землях племени. Этот договор неукоснительно соблюдался до настоящего времени. Более того, Великий Инка назначил Синчи Пуму старшим управляющим над мита-кона — поселениями с крестьянами-пуриками и ремесленниками на ближайших захваченных землях. Таким образом, Синчи Пума отвечал за участок дороги с мостами проходящей по его землям и находящимися на ней рядами больших складов-башен: с оружием, одеждой и продовольствием для армии империи. Смерть и налоги не являются современными понятиями. Они были неизбежны и при правлении Великого Инки. Так, как в государстве инков не было денег, налоги выражались в общественных работах, что носило название "мита". У инков ценой была трудовая повинность, наподобие трудодней в колхозные времена СССР. Каждый пурик-налогоплательщик был обязан ежегодно выполнить установленное количество работ в пользу государства. Это могла быть работа на рудниках, на дорогах, на строительстве мостов, храмов или крепостей. Это могли быть любые другие многочисленные работы, в которых нуждалось хорошо организованное государство. Поскольку пурик платил свои налоги скорее своим временем, нежели деньгами, то лень считалась тяжким преступлением. Тем не менее самим пурикам мита не казалась обременительной. Они были довольны и счастливы в работе, так как она регулировалась согласно заведенному порядку. Они не знали другой жизни, так как почти никогда не покидали свое айлью. В связи с тем, что стремления накопить богатство путем получения избытка продукции не было, вся сделанная ими в пользу государства работа возвращалась к ним позже, когда случавшийся по вине неурожая голод заставлял инков прибегать к складским запасам в общественных зернохранилищах. Это было непосредственным результатом труда пурика в системе мита. Переселенцы в этом районе занимались многим. Благо здешняя земля имела множество богатств. Кроме содержания дорог и мостов, они выращивали киноа, картофель, маис (кукурузу), а также коку. Пасли на горных лугах многочисленные стада лам и альпак, из шерсти которых ткали крепкую ткань. Работали на рудниках, добывая медную руду и киноварь, содержащую ртуть, используемую для получения золота и серебра. Все это складировалось в общественных складах находящихся в пограничной имперской крепости. Большая же часть произведенной продукции отправлялась в провинциальную столицу, в центральные склады. "Да! Настоящий первобытный социализм. Только во главе с сыном бога Великим Инкой! — подумал Олег. — Очень смахивает на Советский Союз тридцатых годов со Сталиным в роли "Единственного" и Политбюро ЦК КПСС в роли жрецов!". Так, не особо спеша, они спустились в неширокую долину с протекающей небольшой речушкой, собирающей в себя мелкие горные ручьи. В центре долины виднелось довольно крупное поселение состоящее из множества прилепленных друг к другу неказистых двориков огороженных невысокими каменными заборчиками. Находящиеся внутри двориков прямоугольные дома не имели окон и были сложены из булыжников обмазанных глиной. В домах было по одному входу, где дверью служила драпировка из шерстяной ткани. Опорами для крыш были сучковатые столбы. Покатые крыши покрыты соломой или толстым слоем травы. На них сушились кукуруза и другие зерновые, которые местные жители выращивали на горных террасах, окружавших долину. Ни в одном из домов не было видно труб. Дым от приготовления пищи находил себе путь наружу через щели в крыше или дверной проем. Нигде не было видно людей. Только в некоторых двориках прогуливались несколько лам да гавкали мелкие собачонки. Удивившись отсутствию жителей, вождь выслал вперед Юску с разведчиками узнать в чем дело. Пока воины осматривали поселок в поисках обитателей, Уваров с Синицей и Будаевым решили заглянуть в ближайший дворик. Очень разбирало любопытство, как живет местный люд. Увиденная картина, а особенно запахи, были удручающими. Поначалу в темноте невозможно было ничего разглядеть, так как единственным отверстием, пропускавшим свет и воздух был невысокий дверной проем. Внутри стоял удушливый запах мочи, навоза и дыма. Стены покрыты слоем грязи, пыли и копоти. Дом разделялся на две комнаты. Большая была жилой, а меньшая — кладовка. Пол в доме представлял собой утрамбованную землю. Здесь не было никакой мебели. Видно, что люди сидели и спали на травяной циновке или на шкурах лам. В стенах имелись ниши служившие местом для размещения изображений местного божка. Посредине большой комнаты находился очаг сложенный из нескольких крупных камней. Кухонная утварь и орудия труда были разбросаны по углам и вдоль стен. Имевшаяся в доме одежда висела на деревянных колышках вбитых в стену. По всему этому привычно бегали с десяток морских свинок и пару мелких собачонок, приветливо помахивая хвостиками и оставляя свои экскременты где попало. Ужаснувшись такой дикой нищете и антисанитарии новороссы поспешили покинуть убогое жилище. Пока Уваров с подчиненными приходили в себя после увиденного, к ним подбежал один из воинов и доложил, что все жители обнаружены на противоположном конце селения, у ближайшей скалы. Там происходит публичная казнь. Как пояснил Синчи Пума, Великий Инка управлял страной таким образом, что в ней не было ни одного вора, ни одного преступника, ни одного праздного человека… Инки оставляли двери своих домов открытыми. Палка поперек дверного проема была знаком того, что хозяина нет дома… и никто не входил. За любое совершение какого-либо проступка противоречащего установленным правилам, а тем более преступления, следовало скорое и единственное наказание — смерть. В зависимости от тяжести проступка — легкая или мученическая. Но, в конечном итоге — лишение жизни. Поэтому в империи не было тюрем. Не кого было в них сажать. Для знати

применялось отсечение головы, лишение всех средств, обрезание волос и общественное порицание. Для простого народа смертная казнь была обычным делом. Виновного вешали или забивали камнями. Могли также замуровать в темной пещере, кишащей змеями, улитками и другими отвратительными тварями. В случае особо опасных преступлений тело преступника сжигали. Каждый подданный знал, что ему грозит, если он не будет соблюдать все законы и правила, поэтому старались их не нарушать. В назидание остальным, все наказания виновных производились публично. Подойдя поближе к скопившимся у подножья горы нескольким сотням людей, среди которых, кроме мужчин, были старики, женщины и даже маленькие дети, Синчи Пума приказал воинам скрытно оцепить это место. Чтобы ни кто не смог его покинуть без разрешения. Лицо вождя стало каменным, а взгляд источал гнев и был готов испепелить любого, кто будет противиться его воле. Кто посмел без него, курака — главного чиновника, принять решение и производить публичную казнь на подвластной ему территории! Даже если бы это был вышестоящий по рангу чиновник из провинции или самого Хусхо, то все равно бы его заранее поставили в известность и выслушали мнение вождя! Этот порядок установил сам Сапа Инка и никто не смел его нарушить! Синчи Пума, Уваров, Синица и Будаев, в сопровождении трех десятков воинов, вплотную приблизились к месту разворачивающего зрелища. Увлеченная происходящим перед ней, толпа не сразу обратила на них внимание. Пользуясь моментом, новороссы рассмотрели первых представителей империи инков. И они не произвели на них особого впечатления. Жалкие, забитые нуждой и тяжелой работой люди. Мужчины были невысокими, но коренастыми со светло-коричневой кожей. С крепкими натруженными жилистыми руками и непропорционально большой грудной клеткой (для дыхания на больших высотах), хорошо развитыми ногами и широкими ступнями. У них была довольно крупная голова, широкий нос, выдающиеся надбровные дуги и скулы. Белые зубы контрастировали с черными как смоль волосами и такими же черными щелочками глаз. Настоящие монголоиды! Это наводило на мысль о том, что их далеким предком был какой-нибудь переселенец из Азии эпохи каменного века. Уваров даже непроизвольно сравнил их со стоящим рядом Будаевым. Прямо как братья-близнецы, только у нашего бурята, в отличии от местных, кожа была более светлой. Женщины имели меньший рост и более изящное телосложение. Их лица были приятными, а молодых можно смело считать местными красавицами. Но сравнив их с уаминками и уанками, Олег все же отдал предпочтение прекрасным представительницам племен Синчи Пумы и Анко Альо. Мужчины носили набедренные повязки из куска ткани, пропущенного между ног и закрепленного на шерстяном поясе спереди и сзади. Сверху имелась туника в виде пончо без рукавов из куска материи с дыркой для головы, свисавшая почти до колен. Из под туники выглядывали голое тело и руки. На плечи накинута большая шерстяная накидка завязанная узлом на груди или на одном плече. Женская одежда отличалась только длинной туники до пят, подвязанной широким кушаком. Волосы у женщин были заплетены в косички и перевязаны шерстяными ленточками. Ни каких украшений, кроме медных или бронзовых сережек, женщины не имели. В отличии от женщин, у мужчин волосы были обрезаны в виде челки. Часть из присутствующих была обута в сандалии из кожи лам, но многие стояли босиком, особенно дети. Что же так привлекло внимание этих людей? Это были юноша и девушка, прижавшиеся к холодной скале. Оба, почти обнаженные, в одних рваных набедренных повязках, с распущенными волосами и покрывающими все тело кровавыми ранами. Парень из последних сил пытался своим телом прикрыть девушку от града камней, кидаемых в них. У него уже была разбита голова, густая кровь заливала все лицо. Перебитая крупным камнем правая рука висела плетью. В таком же состоянии находилась и левая нога. Но несмотря на невыносимую боль и почти теряя сознание, молодой человек как мог пытался защитить свою любимую. Ей тоже досталось. Плечи, руки и ноги были в ссадинах и ранах, из которых выступала кровь. По красивому лицу девушки текли громадные слезы вперемешку с кровью жениха, голову которого она пыталась прикрыть руками. Основная масса людей, окружив избиваемых камнями полукругом, стояла молча. Никакого улюлюканья, смеха или криков из толпы. Даже вечно любопытные во все времена и у всех народов дети, вели себя на удивление тихо, замерев в испуге. Только в одном месте раздавались еле сдерживаемые всхлипывания и плачь. Там, две убитые горем матери, стоя на коленях, оплакивали своих детей. Рядом с ними находились и отцы парня с девушкой. Они еле сдерживали свою бессильную ярость и боль. Из сложившейся картины было ясно, что жители селения не хотели смерти паре влюбленных, но при этом ничего не могли сделать. Обстоятельства были выше их. Между избиваемыми камнями и толпой находилось около полутора десятка крепких мужчин, одетых немного лучше, чем местные жители. Именно они с усердием бросали камни в приговоренных, стараясь при этом выбрать камень поострее, побольше и поувесистей. При каждом удачном попадании, попавший издавал довольный возглас. Рядом стоял тучный инка, одетый богаче, чем все остальные. Он со злорадством наблюдал за действиями кидавших и реакцией жертв на каждое попадание. Не успел Синчи Пума дать команду остановить избиение, как один из удачно брошенных камней попал парню в висок и тот упал как подкошенный. Смерть наступила мгновенно. Увидев гибель своего возлюбленного, девушка громко закричала и бросилась ему на грудь. В этот момент новый камень ударил уже ее в голову. Она болезненно вскрикнула и распласталась на теле юноши. Неожиданно для Уварова, да и для всех пришедших с ним, до этого тихий Будаев, вдруг зарычал как разъяренный тигр и бросился на исполнителей казни. Преодолев на одном дыхании разделявшие их несколько десятков метров, он с силой обрушил древко своего короткого копья, служившего ему посохом, на головы и спины убийц. Несколько человек, получив удары, упали на землю. Другие, сначала замерев от неожиданного нападения, но сообразив, что нападавший всего один, попытались окружить и схватить Будаева. Захватом руководил очнувшийся от испуга толстый инка. Но на этом все их активные действия закончились. Вслед за Будаевым, по команде вождя, уже бежали воины-уаминки. Они мгновенно скрутили всю гоп-компанию, при этом хорошо помяв тем бока. Особенно в этом преуспели разведчики во главе с Юску, прошедшие школу Уварова. Ребята так приложили палачей, что у некоторых сломали руки и носы, а одному вообще скрутили голову на смерть. Увидев, что его враги повержены, Будаев бросился к казненным. Упав на колени перед девушкой, он рукой потрогал пульс на ее шее, затем достал из походной сумки маленькое зеркальце и проверил дыхание.

— Ну что, Галдан? Жива? — спросил подбежавший Уваров.

— Жива, командир! — радостно сообщил бурят. — Дышит. Сознание потеряла. Контузия, однако.

Будаев открыл флягу с водой и аккуратно умыл девушке лицо. Она тихо застонала и приоткрыла глаза.

— Прикрой ее, Галдан. И перевяжи раны. Парню уже ни чем не поможешь. — приказал Олег, оглядев полуобнаженные тела. — А я помогу вождю разобраться, что здесь произошло.

Будаев кивнул головой и проворно скинул со спины свой вещмешок-сидор, сняв с него свернутую в скатку шкуру убитого им ранее матерого пумы. Бережно прикрыв шкурой тело спасенной, Галдан принялся отпаивать ее водой.

Все это происходило на глазах безмолвной и ничего непонимающей толпы местных жителей. Они пришли в себя только тогда, когда заметили приближающегося к ним разгневанного Синчи Пума — главного чиновника — оно-курака в этом районе провинции. Все как один упали на колени и склонили головы в низком поклоне.

— Где староста? — грозно приказал вождь. — Привести его ко мне.

Синчи Пума давно знал старосту селения — пачака-курака — управляющего сотней семей, по имени Таки. Правда, вождь бывал здесь не часто, но хорошо относился к старосте, так как тот выполнял все работы, отдавал налоги и старался заботиться о своих соплеменниках. Погибший юноша был его младшим сыном. Когда к вождю, уже севшему на заботливо подставленную походную скамейку, обозначавшую его высокий ранг, подвели старосту деревни, тот еще не отошел от смерти сына и туманным взором посмотрел на Синчи Пума.

— Таки, кто эти люди и почему они убили твоего сына?

Услышав обращение к нему Синчи Пумы, управляющий вдруг заплакал и упал на колени перед вождем.

— Таки, ты же старый воин и не раз был со мной в битвах. Встань и возьми себя в руки. На тебя смотрит вся община. — сказал Синчи Пума, но уже спокойно и тихо. Так, чтобы было слышно только старосте. — Я знаю. Он был твоим любимым сыном. Его смерть — великое горе. И я разделяю его с тобой. Почему ты не послал ко мне гонца?

— Это люди Атука, пичкапачака-курака — управляющего пятью сотнями семей, главного чиновника над нашим и соседними селениями. — немного успокоившись рассказал Таки. — Мой четвертый, младший сын Куюк похитил у него девушку по имени Айра, она родом из нашего айлью. Они любили друг друга с детства. Но Атук отобрал красавицу Айру в "дом избранных женщин" и хотел отправить ее в Уануко, столицу нашей провинции. Я не успел сообщить тебе об этом, мой господин. Они пришли незадолго до вашего появления. Старший из них, по имени Чунка, сказал, что Куюк нарушил закон и поэтому должен умереть, чтобы не навлечь гнев Сапа Инки на нашу общину.

К ним подошел Уваров.

— Парень умер мгновенно, но девушка жива. Будаев ее отпаивает. Скоро поправится. — ответил Олег на немой вопрос в глазах вождя.

— Таки. Пошли людей в помощь. А мы поспрашиваем об этом других. Сомнения закрались в мою душу. — произнес Синчи Пума. Вождь вспомнил, как когда-то и его любимую дочь Куси отбирали в "дом избранных женщин". Но тогда приезжал специальный чиновник из Хосхо и только он мог забрать с собой местных красавиц. Это право не распространялось на чиновников, к которым в настоящий момент принадлежал Атук. — Приведите ко мне Чунка.