Перекресток времен. Дилогия
Шрифт:
— Честно сказать, с неохотой. Особенно ваш начальник штаба.
— Я понял вас. Прошу обеспечить главное — сохранность жизни вверенных нам с вами людей. — Немного промолчав, Климович дополнил: — Я вам верю, Олег Васильевич, а все остальное — это преходящее. Позовите ко мне капитана Бондарева.
В это время в палатку влетел Синица:— Товарищ подполковник, ваше приказание выполнено, все здесь. Что делать?
— Хорошо, Назар. Позови капитана Бондарева.
В ответ на слова Уварова в палатку вошел сам Бондарев. Увидев, что его
— Алексей Аркадьевич! Как вы?
— Все нормально, Игорь Саввич. Я вас попрошу…
— О чем, товарищ подполковник?
— Наше знамя с нами?
— Так точно! Пока есть знамя, полк существует!
— Если полк сушествует, то я, как командир полка, приказываю вам, всем остальным командирам и красноармейцам беспрекословно выполнять приказы и указания подполковника Уварова. Это единственное, что я вам приказываю. И настоятельно прошу о неукоснительном исполнении приказа. Далее. Необходимо вывесить знамя полка над лагерем. При движении знамя должно быть в голове колонны, чтобы все его видели. Люди должны знать и верить, что они часть того великого общества, что осталось там, в нашем мире. Без веры нельзя жить!
— А как же белые? — недоуменно поинтересовался Бондарев.
— Белые? Они такие же, как и мы с вами, русские люди. Я думаю, что они все поймут. Надо будет переговорить с их офицерами и все разъяснить, — прохрипел Климович. Затем, прокашлявшись, продолжил: — Сейчас главное — объединение, а не раздор! Родина у нас одна на все времена — это Россия! И делить ее нам ни к чему!
— Спросите у капитана Невзорова, есть ли у них флаг. Если есть, поставьте с флагом полка. А если нет, то надо будет сделать и поставить их рядом, — предложил Уваров. — Знаете, какой он?
— Спрошу у Невзорова. Я понял вас, — проговорил Бондарев. — Разрешите идти?
— Подождите возле палатки. Пожалуйста, — попросил его Олег.
Дождавшись, когда Бондарев выйдет, Уваров обратился к Климовичу:— Я, конечно, понимаю, что дух у людей поднять необходимо, но считаю преждевременным поднятие флага. Пока мы не выйдем отсюда и окончательно не определимся…
— Почему вы так считаете?
— Боюсь, как бы это не принесло обратный эффект. Могут найтись и такие, что во всех наших бедах обвинят нас с вами, и тогда случится непоправимое. Прольется кровь.
— Хорошо. Решайте этот вопрос самостоятельно. Прошу вас держать меня в курсе происходящего. А сейчас прошу меня извинить. Что-то голова закружилась. Ослаб я сильно.
Пожелав Климовичу скорейшего выздоровления, Уваров вышел наружу. Возле палатки стояли Бондарев, Бажин, Григоров и Дрынько. Последний явно нервничал и не находил себе места. Возле него замер красноармеец с немецким автоматом. Увидев выходящего Уварова, Дрынько внезапно бросился к нему и, упав на колени, обхватил руками ногу Олега. Чуть ли не рыдая, он начал громко причитать:— Товарищ-господин-начальник-командир, простите меня и помилуйте бога ради! Не убивайте меня! Не хотел я, не хотел! Бес окаянный попутал! Бес попутал!
Не ожидавший такого напора, Олег растерялся. Он многое повидал в своей жизни, но в такую ситуацию попал впервые. Отстраняясь
— Вы что?! Немедленно встаньте и прекратите это цирк!
— Не встану! Не встану! Пощадите меня! Не расстреливайте, прошу вас!
Опомнившиеся от таких неординарных действий, к Дрынько сзади подскочили Бажин, охранявший Дрынько красноармеец и ординарец Синица. Они расцепили его руки и оттащили в сторону. Затем, поставив на ноги, зажали со всех сторон так, что тот не смог и пошевелиться. Дрынько не оказывал никакого сопротивления, только всхлипывал. По его щекам потекли слезы.
— Стыдно вам! Взрослый человек, а ведете себя как сопливый нашкодивший мальчишка! — урезонивал его Уваров.
Повернувшись к Бондареву и Григорову, он произнес:— Товарищи, вы можете пояснить мне, что происходит? Я так понимаю, что в полуторке оказалось совсем не то, что мы думали?!
— Так точно! — одновременно ответили те. Григоров хотел было рассказать, но сдержался, дав возможность все пояснить старшему по званию Бондареву.
— Мародером оказался наш партийный работник, — с презрением пояснил капитан, сплюнув в сторону Дрынько. — Самым настоящим мародером! Сволочь паскудная! Люди воюют, кровь свою за Родину проливают! Его самого от смерти спасают! А он их в это время обдирает! Расстрелять его надо перед строем, и немедленно! По закону военного времени! Чтобы другим неповадно было!
— Расстрелять всегда успеем. Это дело нехитрое. А вот разобраться надо, и без самосуда, — остудил его Уваров. — Поясните, Игорь Саввич, и, пожалуйста, поподробнее.
Справившись с нахлынувшим на него волнением, Бондарев рассказал:— Вчера по вашему приказу я, Ярцев и лейтенант Григоров пошли с бойцами за бумагой к этому гаду, простите, завхозу. Он наотрез отказался кузов машины открывать, даже сопротивление оказал. Одному бойцу чуть полпальца не откусил… Я сначала подумал, что он свои партийные документы так рьяно защищает, а когда брезент сняли и борт открыли, вот оттуда и посыпалось… Думал, на месте эту суку сразу же пристрелю… Еле сдержался.
— Что обнаружили в кузове?
— Нет там никакого архива райкома! Барахло одно. Целые тюки материи разной: ситец, шелк, атлас, бархат — и другого, точно сказать не могу, не помню, как называется. Покрывала разные, одеяла, простыни. Мешки с одеждой, как мужской, так и женской. Даже четыре шубы женские, меховые, соболиные! Ящики с посудой разной. Один ящик с ложками и вилками. Все сплошь серебро и золото! Пара десятков картин, в рулоны скатанные, видно, старинные. Ковров штук десять! Не меньше. Откуда только эта паскуда все взяла?
— Это все не мое! Не мое! Я только хранил! — попытался оправдаться Дрынько.
— Замолчите! С вами потом поговорим! Что там еще было?
— Пару патефонов с ящиком пластинок нашли и одну трубу к ним. Одна гитара и гармонь. Ящик с книгами. Швейная машинка «Зингер» и много мелочи разной: нитки, иголки, ножницы. Две кровати железные с матрасами ватными, что я в санчасть вчера отдать приказал. По паре примусов и керосиновых фонарей. Канистра с керосином и неполная бочка бензина. А под самой кабиной небольшой колесный плуг и пара боронок. До сих пор не пойму, зачем ему они были нужны?