Перелетная птица
Шрифт:
— Ты стреляла в момент, когда я находился на линии огня. Знаешь, очень хорошо, что ты не поняла, что можешь в меня попасть, иначе либо не стала бы стрелять, либо промахнулась. Тогда бы мы погибли оба, и хорошо, если без мучений. А тут всего-то две несерьёзные дырочки, зато и злодеи повержены.
Прижимая к себе плачущую Агату, стоящую перед ним на коленях, Александр настороженно оглядывался и прислушивался. Чуйка шептала ему, что ничего ещё не кончилось, и, выждав момент, когда жена немного успокоится, он шепнул ей:
— Милая, кажется, кто-то крадётся к нам через тайный ход. Помнишь его?
Всё-таки великолепное воспитание получила Агата. Слёзы исчезли, в глазах решимость и готовность к бою.
— Дай-ка свой кольт, и подай мне обе кобуры из тумбочки.
Александр поменял магазины в пистолетах, отправил вооруженную жену в угол спальни под защиту массивного шкафа, а сам встал за ширму. Вовремя! Едва слышно щёлкнул пружинная задвижка, стенная панель скользнула в сторону, и в спальню, плечом к плечу шагнули двое. Один большой, с дробовиком в руках, а второй и вовсе огромный, такой, что маузер с пристёгнутой деревянной кобурой-прикладом в его руках, казался маленьким пугачом. Увидев трупы на полу, налётчики двинулись вдоль стены к шкафу, за которым скрывалась Агата, справедливо решив, что там самое удобное место для засады. А вот Александра они не заметили, что неудивительно: ткань ширмы сливалась с обивкой стен. И когда злодеи прошли немного вперёд, они тут же получили по пуле в затылки.
Агату отчётливо трясло, и это понятно: очутиться посреди такой бойни и закалённому спецназовцу нелегко, а она всё же слабая женщина. Александру было намного легче: он уже привычно воспринимал происходящее, как что-то вроде компьютерной игрушки, а за действия в его внутренней паре сейчас отвечал Шолто Тавиш.
— Пойдём-ка, родная моя, да узнаем что там с нашей охраной и прислугой. Что за дела, в доме идёт война в полный рост, а их не видно и не слышно.
Выпить не пришлось. Вернее, выписка отодвинулась до лучших времён.
В коридоре лежала связанная горничная, с кляпом во рту, с ужасом глядящая на хозяев. Агата бросилась было помогать женщине, но Александр её одёрнул:
— Оставь. Ещё неизвестно, не она ли навела налётчиков на дом.
Горничная вздрогнула, и это не ускользнуло от взгляда Шолто.
В комнатах прислуги, на первый взгляд, было спокойно, кухарка спала, её дочь и малолетний сын тоже, но попытки разбудить ни к чему не привели. Спала и вторая горничная. В комнате домоправительницы тоже была тишина. Женщина сопела пуская слюни, рядом с ней храпел мужчина, по виду вид лет на пятнадцать-двадцать моложе.
— И здесь никакого криминала. — резюмировала Агата — Любит Ариадна Сигизмунловна клубничку, но это её личное дело.
В комнате охраны та же картина: все — и отдыхающая, и бодрствующая смена — спят там, где их сморило. На улице, на дорожке у ворот ничком лежит сторож, в руке держит свисток, видимо не хватило сил дать сигнал.
— Это какой же убойной гадостью траванули бедолаг, что они попадали, кто где стоял? — озаботился Александр — Надо срочно вызывать врача.
Кряхтя, ругаясь и обливаясь потом, вдвоём затащили тяжелого охранника в прихожую, потом Александр, поддерживаемый Агатой, захромал к телефону, и случайно, краем глаза заметил лёгкое движение. Кольт как будто сам собой прыгнул в руку:
— А ну-ка, стой!
Горничная, не слушая окрика, рванулась к выходу, но упала. Александр пожалел её, не стал стрелять, а метнул пистолет вслед и попал в затылок.
Полиция приехала быстро, через какие-то четверть часа, а следом явились офицеры жандармерии и контрразведки. Приехал и полицейский врач. Он сноровисто осмотрел пострадавших, проверил еду и напитки после ужина прислуги и пришел к какому-то выводу. Тут же он написал замысловатым почерком на листе бумаги рецепт, и отправил полицейского в ближайшую аптеку с напутствием:
— Голубчик, бери провизора прямо из постели и тащи-ка его на рабочее место. Не забудь сразу предупредить, что ежели я через два часа не получу заказанного противоядия, на его совести будет куча трупов, включая детские.
Впечатленный городовой убежал.
— Александр Вениаминович, позвольте задать вам несколько вопросов. — заговорил штабс-капитан фон Гревениц, оказавшийся самым важным из спецслужбистов.
— Как вам будет угодно, Иван Карлович. Вас устроит кабинет в качестве места допроса?
— Ну что вы, Александр Вениаминович! Только доверительная беседа, исключительно для уточнения неясных пока деталей.
— Простите, я оговорился. Мои познания о вашей работе почерпнуты исключительно из бульварной литературы, да из короткого разговора с вами.
— Расскажите весь ход событий, и что вы при этом думали.
Выслушав версию Александра, контрразведчик задал несколько вопросов, потом сказал:
— Если бы я не знал вашу биографию, то решил бы, что вы обладаете очень основательной подготовкой в духе рейнджеров, как их описывает американская пресса. В любом случае, хладнокровия и умения обращаться с оружием вам с супругой не занимать. Да-с, не ожидал такой сноровки у дамы высшего света.
— Благодарю, Иван Карлович.
— В произошедшем есть и наша вина. Отправка агентов для вашей защиты задержалось по нашим, так сказать, внутрицеховым причинам, и, подозреваю, что это не простая оплошность.
Трупы увезли на полицейской карете, жандармы уехали, фон Гревениц, дождавшись десятка солдат-драгун во главе с корнетом, отправился по своим делам.
Военных поселили в помещении охраны, выдали им провизию, потому что неизвестно, принесут еду служивым или они будут сидеть голодные. Сами отправились на кухню: надо подкрепиться. Александр, опасаясь брать приготовленную еду, взял ветчину и яйца, соорудил большущую яичницу, да и устроился прямо за кухонным столом. Агата, не чинясь, уселась рядом, принеся большую пузатую бутылку вишнёвого ликёра.
— Ликёр к яичнице? — удивился Александр.
— Мне почему-то так захотелось.
— Ого! А ты не беременна?
— Совершенно точно нет.
— Жаль. Я бы хотел понянчить нашего ребенка.
Агата ничего не ответила, а Александр увидев мелькнувшую на лице тень не стал задавать лишних вопросов.
— Жизнь с тобой была бы похожа на сказочный сон. — заговорила Агата, после третьей рюмки — Если бы не постоянные волнения и штормы, происходящие вокруг.
— Так может быть, мне успокоиться и осесть в тихом месте? Раз тебя это расстраивает.