Перелом. От Брежнева к Горбачеву
Шрифт:
Теперь о тактике на нынешнем раунде. Исходя из того, что ситуация пока еще далеко не ясная, перед советской делегацией ставится в первую очередь задача попытаться заставить наших партнеров подраскрыть свои карты, прощупать, в какой мере они готовы к компромиссам. Поэтому представляемые на утверждение директивы носят промежуточный характер. Они не дают развязок по основным спорным вопросам. В результате основательного зондажа, когда станет яснее картина возможных развязок, нам надо будет определиться и принять политическое решение — что потребуется для достижения взаимоприемлемых договоренностей».
Сразу же последовал
— Почему директивы не предусматривают развязок?
Ковалев (долго и путано): Над директивами работали разные ведомства, и им не удалось пока согласовать единую точку зрения. МИД предлагал более низкие потолки уведомлений, но они не прошли.
Горбачев: Вы не скажете, почему так получается, что американцы всегда выступают с более привлекательными предложениями, чем мы? Если они предлагают какой— то уровень, то более низкий, чем мы. Взять хотя бы уведомления — они предлагают уведомлять с уровня 6 тысяч. человек, а мы — с 20 тысяч. Почему?
Ковалев: Я не могу ответить на этот вопрос.
Шеварднадзе: Территория США не охватывается мерами доверия, а наша — охватывается. Вот они и предлагают более низкие уровни.
Горбачев: Но и наша территория охватывается только до Урала.
Добрынин: Американцы блефуют. Они любят блефовать.
Горбачев: Хорошо бы и нам научиться так блефовать: взять и выступить с более низкими цифрами, чем они. Почему бы так не сделать, если мы сможем их на этом поймать. Это становится уже принципиальным вопросом: нельзя давать американцам нас переигрывать в пропаганде.
Но давайте послушаем, что скажет Гриневский по поводу этих директив. Ему вести переговоры — ему и отвечать.
Гриневский: Директивы для зондажа, хотя и неглубокого, но не для ведения переговоров. Рассчитывать на достижение договоренности на их основе нельзя. Тем не менее, они дают направления, по которым могут быть найдены развязки в отношении уведомлений сухопутных войск, ВВС и ВМС. Однако наш подход к вопросам контроля и приглашения наблюдателей не пройдет. Здесь потребуется политическое решение.(Далее я подробно рассказал о положении дел на каждом из этих участков).
Горбачев: Директивы предусматривают уведомления об учениях сухопутных войск с уровня 18 тысяч человек. Что это за цифра? Почему не 16 или 12 тысяч? Американцы предлагают 6 тысяч — почему мы не можем ее принять?
Гриневский: На этот вопрос было бы лучше ответить военным. Насколько я понимаю, смысл предложений НАТО в том, чтобы поставить под контроль все наши дивизии, а большинство из них — чем ближе к Уралу, тем больше — это дивизии неполного состава. 6 тысяч — это как раз тот порог, который позволяет охватить все наши дивизии.
Горбачев (перебивает): Ну и что? НАТО и американцы ведь тоже поставят под контроль все свои дивизии в Европе. Почему они могут, а мы нет?
Гриневский: Министерство
Но, насколько я представляю ситуацию, до 6 или 10 тысяч дело не дойдет. Думаю, нам удастся выторговать порог уведомлений где— то в вилке между 11 и 16 тысячами.
Лигачев: Какова численность дивизий у Советского Союза и основных стран НАТО?
Гриневский: Советский Союз — 11— 12 тысяч; США — 18 тысяч; Западная Германия — 23 тысячи человек.
Горбачев: Я понимаю, что на переговорах нужно торговаться. Но торговаться надо с умом. Смотрите, не проторгуйтесь. А то уже доторговались — были случаи. Ушли с переговоров в Женеве — потом пришли. Сначала категорически все отвергали — потом в одночасье все принимали. Надо же и меру знать...
Есть такой у вас термин(обращаясь к Добрынину, Зайкову и Соколову) неиспользованные позиции — 18 тысяч и 20 тысяч человек. Хорошо что не 19 тысяч. В чём принципиальная разница? Это что –большая политика?
Вот объясните мне —(обращается ко мне и читает по тексту директив) — американцы предлагают уведомлять за 45 дней, нейтралы — за 42 дня, а мы за 30. Какая разница? Да хрен его знает! Ну почему мы не можем принять хотя бы позицию нейтралов? Что такого произойдет за эти 10 дней?
Гриневский: Я сам не понимаю этого. Может быть Сергей Леонидович Соколов объяснит.
Соколов(хриплым басом) : А что тут не понимать? За 40 дней противник сможет стянуть в район учений свою агентуру».
Это было фантастическое заявление. В наш — то век, когда над головой летают спутники! Агентура, она что — от границы на лошадях скакать будет? В зале, где сидели ко всему привыкшие люди, пробежал шепоток. Маршал Ахромеев сидел с каменным лицом, которое прорезала кривая усмешка. На всем протяжении этого диалога ни один мускул не дрогнул.
Хороший человек министр обороны Соколов — крепкий, коренастый старик с тяжелыми руками бывшего танкиста. В свои 70 с лишним лет много курит, причем длинные американские сигареты и, говорят, может изрядно выпить. Но вот с политикой он явно не в ладах.
Горбачев (посуровел, и даже покраснел — значит вправду рассердился): Тут надо серьезно разобраться — и прежде всего в вопросах контроля. Что это за камень преткновения на переговорах? Как доходим до него, так сопротивление. Мы же пошли смело и уверенно на контроль за ядерными ракетами, за прекращением ядерных испытаний. Там что — на воде вилами писано, а здесь страшно — можно ждать соглашения?