Перелом
Шрифт:
Крэг и кардиолог посмотрели друг на друга. Они по собственному опыту знали, что РЕА, даже при быстром обнаружении, ведет к гибели находящихся на стационарном лечении пациентов. Положение Пейшенс было хуже, поскольку ее доставили в карете «скорой помощи».
После нескольких часов безуспешных попыток заставить заработать сердце кардиолог отвела Крэга в сторону. Правый рукав его белоснежной сорочки был забрызган кровью, но галстук-бабочка по-прежнему оставался на месте. Смокинг болтался на подставке для капельницы в углу палаты.
— У нее обширное повреждение сердечной мышцы, — сказала кардиолог. —
Крэг кивнул, соглашаясь. Он оглянулся и увидел, что команда медиков еще продолжает реанимировать Пейшенс. По какой-то злой иронии ее лицо под влиянием чистого кислорода и массажа сердца приобрело почти нормальный цвет. Но все средства вернуть ее к жизни были исчерпаны.
— У нее были проблемы с сердечно-сосудистой системой? — спросила кардиолог.
— Проведенный месяц назад тест под нагрузкой вызвал некоторые сомнения. Выявились небольшие отклонения, но пациентка отказалась от полного обследования.
— Чем и навредила себе, — заметила кардиолог. — К сожалению, ее зрачки не сузились, что говорит о повреждении мозга от аноксии. Имея это в виду, что вы можете предложить? Слово за вами.
Крэг глубоко вздохнул и громко выдохнул, признавая поражение.
— Думаю, что мы должны остановиться.
— Согласна на все сто, — сказала женщина и, легонько сжав в знак утешения плечо Крэга, подошла к коллегам.
Крэг надел смокинг и прошел к регистратуре приемного покоя, чтобы подписать бумаги, где говорилось, что смерть пациента произошла от остановки сердца, вызванной обширным инфарктом миокарда. Он вышел в зал ожидания и увидел, что Леона сидит в кресле и листает старые глянцевые журналы, окруженная больными и их родственниками. В своем одеянии она выглядела словно золотой самородок в куче бесцветного гравия. Когда он приблизился, девушка подняла на него глаза и по выражению его лица сразу поняла, что случилось.
— Не повезло?
Крэг покачал головой и, обведя взглядом помещение, спросил:
— А где Джордан Стэнхоуп?
— Ушел примерно час назад.
— Неужели? Но почему? И что он сказал?
— Он сказал, что предпочитает ждать твоего звонка дома. Еще он сказал, что больница вгоняет его в депрессию. Или что-то в этом роде.
— Ну, он в своем репертуаре, — с невеселой усмешкой сказал Крэг. — Я всегда считал его напыщенным индюком.
Леона отшвырнула журнал и вышла следом за Крэгом. Крэг хотел произнести какую-нибудь философскую сентенцию о жизни и смерти, но передумал. Леона ничего не поймет, а он, возможно, не сможет толком объяснить. Последнее обстоятельство его беспокоило больше, и они молчали до тех пор, пока не подошли к машине.
— Может быть, ты хочешь, чтобы вела я? — спросила Леона.
Крэг покачал головой, открыл дверцу со стороны пассажирского места. Затем, обойдя автомобиль, уселся за руль. Мотор Крэг завел не сразу.
— Концерт мы определенно пропустили, — сказал он, глядя вдаль сквозь ветровое стекло.
— Это мягко говоря, — откликнулась Леона. — Уже одиннадцатый час. Что будем делать?
Крэг не имел ни малейшего представления на этот счет. Он знал, что ему следует позвонить Джордану, и стремился оттянуть этот момент.
— Доктору, наверное, очень тяжело терять пациента, — заметила Леона.
—
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк
19.10
Доктор Джек Стэплтон опять задержался на работе. Чет Макговерн ушел ровно в четыре часа, рванув в роскошный, расположенный в центральном Манхэттене фитнес-центр. Он не раз убеждал Джека вступить в клуб, соблазняя рассказами о сексапильных красотках в обтягивающих костюмах. Но Джек отнекивался, говоря, что в любом виде спорта предпочитает быть не зрителем, а участником. Джека очень удивляло, что Чет всегда хохотал над этой избитой шуткой.
Ровно в пять часов вечера доктор Лори Монтгомери (коллега и подруга Джека) просунула голову в полуоткрытую дверь и сообщила, что отправляется домой, чтобы принять душ и переодеться для романтического рандеву с Джеком в их любимом ресторане «Элиос». Лори посоветовала ему тоже освежиться, но Джек сказал, что встретится с ней прямо в ресторане, объяснив свое нежелание принимать душ загруженностью на работе. В отличие от Чета Лори не испытывала ни малейшего желания изменить его менталитет. Джек так редко отваживался на какие-либо телодвижения в будничные вечера, что она предпочитала отступать. И была награждена сегодняшней инициативой — вечерним походом в ресторан. Все его обычные вечера сводились к смертельно опасному рывку домой на горном велосипеде, изматывающей игре на близлежащей баскетбольной площадке и к забегаловке на Коламбус-авеню, где он перекусывал перед сном.
Говоря, что у него много работы, Джек слегка покривил душой. У него оставалось совсем немного незавершенных вскрытий. Он заставлял себя работать только потому, что пытался подавить волнение, связанное с его тайными планами на этот вечер. Но занять мозг чем-то иным почему-то не получалось. В течение четырнадцати лет лучшим бальзамом и спасением для него была работа и изнурительная физическая активность, и вот наступает время, когда он будет вынужден отказаться от своих привычек. Работа, которую он себе сейчас придумывал, была ему совсем не интересна. Его мысли начинали блуждать в запретной территории, и он опасался, что может отказаться от вечернего сюрприза. Именно в этот момент ожил его сотовый телефон. Он посмотрел на часы. До рокового момента оставалось чуть меньше часа. Джек почувствовал, как заколотилось его сердце. Телефонный звонок в такой момент был, вне сомнения, дурным предзнаменованием. Он скорее всего возвещал о том, что на противоположном конце линии находится человек, способный обратить в прах все его вечерние планы.
Сняв телефон с ремня, Джек посмотрел на дисплей. Звонил, как он и опасался, Аллен Айзенберг. Аллен был прозектором в одной из больниц, а в офисе судмедэкспертизы подрабатывал во внеурочное время, когда криминалисты считали, что требуется присутствие медика. Если проблема оказывалась слишком сложной для молодого патологоанатома, то в дело вступал дежурный эксперт. Этим вечером таковым был Джек.
— Простите, что беспокою вас, доктор Стэплтон, — произнес Аллен скрипучим голосом.
— В чем дело?