Перелом
Шрифт:
— Мне очень важно твое мнение о нем, — ответил Крэг, — очень бы хотелось его разделять.
Вернулась Алексис. Она была явно чем-то недовольна.
— Почему ты не рассказал ему о своей стычке с Тони Фазано и его угрозах в твой адрес?
— Я не хотел смешивать разные гарниры, — ответил Джек. — По той же причине я не стал излагать свои теории о преступном заговоре и пересказывать биографию Джордана Стэнхоупа.
— А я думаю, что угроза Тони имеет большое значение, — не сдавалась Алексис. — Неужели это тебя не беспокоит?
— По правде говоря, не очень. Тони Фазано взял на себя все расходы по ведению дела, и теперь тревожится за свои вложения. Он наказал меня за то, что слишком много болтаю.
— Не знаю, — ответила Алексис. — Меня это тревожит.
— Что ж, ребята, — сказал Джек, — настала минута либо отправиться на рыбалку, либо срезать блесну. Я забыл упомянуть об одной вещи. На собственном опыте я сумел убедиться в том, что присяжные хоть и принимают решения нутром, но факты любят. Результаты аутопсии — факты, за которые можно ухватиться, в отличие от эфемерных показаний, которые можно трактовать по-разному. Имейте это в виду.
— Если тебя действительно, как ты говоришь, не беспокоят угрозы Тони, то я за аутопсию, — сказала Алексис.
— А как ты, Крэг? — спросил Джек. — Ты в этом деле главный, тебе и решать. Твой голос перевешивает все остальные.
— Мое мнение не изменилось, — ответил Крэг. — Я опасаюсь, что в результате вскрытия мы можем узнать нечто такое, чего знать не хотим. Но я не намерен голосовать против вас двоих и против Рэндольфа. — Он поднялся из-за стола. — А теперь я отправляюсь наверх, чтобы оказаться в объятиях сильного и нежного снотворного. Учитывая, что завтра будут выступать эксперты истца — Джордан Стэнхоуп и, возможно, Леона Раттнер — денек мне предстоит трудный.
Когда Крэг ушел, брат и сестра несколько минут молча сидели за столом, погрузившись в собственные мысли. Первым молчание нарушил Джек. Взяв в руки бутылку с остатками виски, он сказал:
— Смешивание крепкого напитка с сильнодействующим снотворным — дело опасное.
— Не стану спорить.
— Тебя не тревожит, что Крэг может сильно навредить своему здоровью?
— Ты имеешь в виду передозировку?
— Да. Либо преднамеренную, либо случайную, — ответил Джек, вспомнив то время, когда, страдая от депрессии, сам боролся с мыслями о самоубийстве.
— Конечно, тревожит, — ответила Алексис. — Но в данном случае его спасает нарциссизм. Самовлюбленные люди обычно не наносят себе вреда. Кроме того, его депрессия не такова, чтобы затуманивать сознание. Он может вести себя абсолютно нормально, как, например, этим вечером. Крэг этого никогда не признает, но ты, приехав сюда, поднял его дух. Ты заботишься о нем, и он тебя уважает.
— Это прекрасно. А тебе известно, какое снотворное он употребляет?
— Обычное. Я строго слежу за этим. Стыдно признаться, но я за его спиной даже пересчитываю таблетки.
— Здесь нечего стыдиться. Это необходимая предосторожность.
— Тем не менее, — сказала Алексис. — Я, пожалуй, поднимусь наверх, посмотрю, как там девочки, и сама отправлюсь спать. Мне не хочется тебя оставлять, но если завтра будет выступать Леона Раттнер, день для меня окажется особенно тяжким.
— Обо мне не беспокойся, — ответил Джек, вставая из-за стола. — Я тоже устал, но все же хочу перечитать некоторые показания. Я не могу отделаться от мысли, что пропустил что-то такое, что следует держать в памяти, проводя аутопсию.
— Я тебе не завидую, — сказала Алексис, — ведь тебе придется вскрывать тело, погребенное почти год назад. И как ты только можешь заниматься подобным делом изо дня в день? По-моему, это отвратительно.
— Я понимаю, что это звучит цинично, а может быть, даже и жутковато, но это захватывающее занятие. Каждый день я узнаю что-то новое. И вдобавок у меня никогда не бывает проблемных пациентов.
— Не напоминай мне о проблемных пациентах, — остановила его Алексис. — Доброй ночи, Джек.
Когда Алексис поднялась наверх, на плечи Джека опустилась тишина большого дома. Несколько минут он размышлял о признании сестры, что она рада кончине пациентки. Она дала понять, что Пейшенс Стэнхоуп виновата в том, что Крэг ушел из дому. Джек, не зная, что думать, печально покачал головой. Он допил пиво и спустился к себе, чтобы взять папку с документами и сотовый телефон. Затем он поднялся в кабинет, где провел прошлую ночь. Здесь ему было уютно.
Разместившись в том же кресле, что и вчера, он открыл телефон. Джеку очень хотелось услышать голос Лори, но он опасался получить неизбежный выговор после своего сообщения о предстоящей аутопсии. Был поздний вечер вторника, и это означало, что до пятницы оставалось всего два дня. Джек уже звонил Келвину и сообщил, что в среду в Нью-Йорк не вернется. Келвин мог сказать об этом Лори, а она терпеть не могла узнавать новости из чужих уст. Пока налаживалась связь, Джек, поудобнее устроившись в кресле, оглядел полки на противоположной стене. Его взгляд задержался на старомодном кожаном саквояже и портативном электрокардиографе.
— Наконец-то я слышу голос путешественника, — весело сказала Лори. — Я знала, что ты сейчас позвонишь.
Джек извинился за поздний звонок, пояснив, что ему пришлось ждать важного решения.
— Какого решения?
Джек набрал полную грудь воздуха.
— Решения о том, проводить ли вскрытие пациентки, смерть которой явилась причиной иска к Крэгу.
— Вскрытие? — с ужасом переспросила Лори. — Джек, сейчас вторник. Церемония назначена на час тридцать в пятницу. Думаю, что нет необходимости напоминать, что в четверг ты должен быть дома.
— Я знаю, что времени у меня в обрез. Я постоянно держу это в уме. Так что не беспокойся.
— Джек! Ну почему ты так со мной поступаешь?
Джек подробно рассказал Лори о ходе процесса, о том, что узнал из документов, и о том, что случилось задень, опустив эпизод с Франко. Лори не прерывала его до самого конца. Когда он замолчал, она его просто изумила.
— Ты не хочешь, чтобы я прилетела в Бостон, чтобы помочь тебе с аутопсией?
Пожалев, что их разделяют сотни миль и он не может ее обнять, Джек сказал: