Перемена погоды
Шрифт:
Я – липа, и прозвище мне "медонос".
***
Курящие в клетке, в заборной ограде
собой демонстрируют дикий пример,
как звери на общеживотном параде.
Их место – зверинец, вонючий вольер.
***
Грязнуля в потёртом и сальном
в каких-то заплатках и швах, и кусках,
с похмельем в глазах и с душевным разладом,
но в вымытых туфлях и в белых носках…
***
Во тьме инвалидной, слепой и бесцветной,
острее все звуки и запахи, слух.
Но так одиноко в ночи чёрно-бледной,
и мрёт в ней цветочный и ищущий дух.
***
Неужто та шутка настолько отменна,
что вводит в неистовство, жар куража,
что вносит безумие в мысли и вены,
что можно так ржать, аж на два этажа?!
***
В квартире становится ярче, теплее,
кирпичные стены пошире, родней,
а сердце стучится о клетку сильнее,
когда ты приходишь под вечер ко мне…
Былые пророки с пером и гитарой
Надрывные песни великих поэтов,
смелейшие мысли и гордый напев,
мотивы о жизни, любви и победе
всегда покоряют задумчивых дев.
Их меткие речи, умелые пальцы,
глубокие думы из шахт темноты,
их мощь мудрецов и душевных старальцев
средь крепости струн шедеврально святы.
Слова и мелодии бьются в героев,
в борцов-патриотов с идейной стезёй,
вживляются в думы, надкостья, покрои,
к телам прилипая шипами, бронёй.
Певцы-одиночки, что выросли выше,
питают разрозненных, верных бойцов
и избранных, лучших, кто верою дышит,
кто в битве не станет дурным беглецом.
Их редкие слышат, как Будду, Иисуса.
Иные глумятся над сложной строкой,
клянут, что опять нараспашку их чувства,
клеймят за гитарный, непонятый бой.
Вся их непохожесть – есть сущность от Бога,
какого забыли все люди в веках,
средь кущ бесовских и рабочих предлогов,
средь лени, пороков, забвенья во снах.
Сии полководцы своих воспитают
на смену себе, для служенья стране.
Пока ж сочиняют, поют и вещают,
лучиной горя средь дождинок, во тьме…
Бл*дская натура
Желают они королевских подарков,
красивых, богатых и властных мужчин,
машины элитных и редкостных марок,
вояжей на пляжи без всяких причин,
позднее стать самой шикарной невестой,
зажить во дворце среди слуг возле плит,
начальницей стать на завиднейшем месте,
родить, не испортив товарный свой вид,
затем – совершать сто капризов, покупок,
кормиться изысками между свобод,
не знать запрещений и тяжестей сумок,
волнений и долга, печалей, забот,
а после – развода и выезда мужа,
раздела имущества, съезда детей
и новых свиданий, есть новые души…
Такая вот сущность у женщин-бл*дей!
Угасание монарха
Ум короля, что поник, одряхлев,
в яркой короне предсмертно бытует,
будто бы трупные земли, посев
в круге дерев, где берёзы и туи.
Почва, дающая всем урожай,
мёртвых хранит, колосится травою,
души отправив в пожарище, рай,
что вверх просились с молитвами, воем.
Сушь седины, будто высохший сад,
в жёлтом кольце их листвы обветшалой -
сетки, сплетения белых оград
между намокших предзимних проталин.
Серость и тишь, опадания крон,
ветхость познания, вялость вниманья,
старость глухая, бессвязнейший тон,
хладность, молчание и увяданье.
Плеши травы иль сожжённая ширь,
как выпаденье ослабших волосьев.