Перемены
Шрифт:
Ллойд возмущённо посмотрел на него: «Угрожаешь?»
– Предупреждаю. Эксперимент на грани срыва… из-за капризов команды.
– Ну, Мэтьюз… – прошипел Ллойд.
– Но ведь это правда, – спокойно заметил ему Мэт и велел вести себя ровно, – Без нервов там, с пассажирами.
Рассерженный Ллойд молча вышел в салон.
– Я думаю, мы должны прервать этот неудачный эксперимент, пока ситуация не усугубилась, – обратился к Мэтьюзу Крайн.
– Она не усугубиться, если вы прекратите свои капризы, – тот был непреклонен.
– Может, это ты перестанешь капризничать?
– Я-то как раз действую по инструкции.
Пассажиров оказалось немного, и Ллойд быстро вернулся обратно.
– Ну что, пассажиры сидят согласно билетам? – осведомился Мэтьюз.
– Да, – сдерживая гнев, ответил Ллойд.
– За минуту справился. И стоило упираться? Кстати, ты должен идти на кухню… или в кладовку… Как оно там?
– Мэтьюз, – перебил Крайн, – Дай нам с Ллойдом поднять самолёт в воздух. Без шуток. Моё терпение на исходе.
– Запускай двигатель, и начнём взлёт, – у Мэтьюза тоже сделался суровый вид.
– Мне больше некогда с тобой разговаривать, – Крайн встал с кресла и потянул его за рукав.
– Сдурел что ли? При пассажирах-то, – не поддался Мэтьюз. Крайн прекратил тянуть в проход его и оглянулся – обе двери, в кабину и салон, были открыты. Все трое уловили тихий ропот. Крайн закрыл дверь салона и вернулся в кабину. Мэтьюз переменился: «Послушай, – заговорил он печальным голосом, его взгляд стал полон грусти и надежды, – Сев на место Ллойда, ты сказал, что смотришь на всё вокруг его глазами. А я хочу посмотреть твоими. Дай мне узнать, что это за чувство такое, когда самолёт взлетает. Мне кажется, я вам совсем-совсем безразличен», – он опустил взгляд и, казалось, был готов зарыдать.
Крайн был тронут. Ему даже стало неловко за свою настойчивость в выдворении Мэтьюза из кабины: «Хорошо… Я ж думал, что ты из баловства всё это, но раз всё так серьёзно, то конечно. Ллойд, я останусь на твоём месте?»
– Оставайся, – Ллойд отошёл к дверям салона. Отсюда ему частично было видно кабину. Крайн сел и негромко сказал Мэтьюзу: «Фуражку-то сними». Тот помотал головой. Крайн не стал настаивать: «Если тебе так нравятся самолёты, что ж в лётчики не пошёл?»
– Тогда я знал только радио, не имел представления о работе на борту. А потом, зашёл сюда и увидел всё это… – объяснил Мэтьюз, – Я и то, и другое люблю… Не могу сравнивать эти две вещи.
Крайн перешёл к делу: «Ты же с Ллойдом катался, – заметил он, – Чего говоришь, что не знаешь, какое это чувство». Крайн не укорял его и не подлавливал на слове, он понимал, в чём разница, но хотел послушать, что скажет сам Мэтьюз.
– А-то ты не знаешь. Ты же с нами был. При взлёты, посадке, я в салоне находился, а в полёте посидел на соседнем кресте малость всего лишь, – Мэтьюз, пожалуй, впервые мог так досконально проследить за действиями Крайна.
– Так он ведь тебе управление передал.
– Да что ты? Хоть руки-то на штурвал положить позволил… Ну, оно и правильно, не спорю.
Мэтьюза возникло двойственное чувство: с одной стороны, всё, что он сейчас видел, слышал и ощущал, захватывало и воодушевляло его; с другой, пугало. Крайн хорошо справлялся один. Мэтьюза охватило волнение, когда самолёт выехал на взлётную полосу и встал в ожидании, как гоночный автомобиль перед стартом. Мэтьюз нечасто-то сидел на переднем месте в автомобилях, он вообще не часто в тех сидел, а тут – в самолёте. Одно дело для него было находиться в салоне, другое – в кабине. Мэтьюз было радостно сознавать, что рядом есть ещё кто-то. Кто-то, кто знает, что и как. Он не сомневался в нём.
– Ну, приготовься узнать то, что хотел. Лови момент, – Держись крепче… Да не за сиденье, за штурвал, – сказал ему тот самый «Кто-то», – Пристегните ремни. Взлетаем, – предупредил тот всех остальных, и самолёт резво побежал по полосе, и через несколько секунд вскинул нос кверху, что понравилось Мэтьюзу больше всего. Самолёт выровнялся быстро, продолжил набирать высоту, но он вдруг заторопился покинуть кабину: «Я, пожалуй, пойду».
– Во время набора высоты не ходят, – спокойно заметил ему Крайн. Мэтьюзу пришлось остаться на месте. Его охватывал страх, но он быстро успокоился. Через некоторое время Крайн обратился к нему: «Ну, что скажешь?»
– Я увидел больше, чем ожидал, – далее Мэтьюз сказал нечто неожиданное, – Я увидел тебя таким, какой ты на самом деле, без масок. Ты – на своём месте, – от него больше ожидали слов о полёте.
– Я рад, что ты понимаешь меня.
– Я догадываюсь, почему ты не хотел оставлять меня здесь, – Мэтьюз убрал руки со штурвала и касался его лишь пальцами, – Есть вещи, которые не хочется давать в руки другим.
– Вообще-то я думал о безопасности, но насчёт вещей ты прав. У тебя ведь тоже есть такие. Вряд ли тебе понравится, если кто-то начнёт крутить тумблеры в твоей рубке. Кстати, а ведь наш сегодняшний штурман то и делает, – Крайн сказал о том с умыслом. Мэтьюз не замедлил выскочить из кабины в рубку, а Крайн и Ллойд заняли свои места.
– Эй! – влетел в рубку Мэтьюз, – Ничего тут не трогать. Всё настроено было. Уже накрутил?
– Да нет, – вздрогнул штурман, – Почти, ничего.
– Ничего не перенастраивать.
– Как скажете.
– Без фокусов, – Мэтьюз вернулся в кабину, – Ну, нельзя выйти и дать распоряжения, нисколько.
– Ты недоволен тем, что твоё командирское место уже занято? – поддержал диалог Крайн.
– Я больше недоволен тем, что Ллойд уклоняется от работы.
– Отстань, я и так работаю, – назойливость Мэтьюза нервировала Ллойда.
– Ты строгий командир, – заметил Мэтьюзу Крайн.
– Так и надо. Совсем от рук отбились. Но, что ж, сидите пока, а я пойду, поприветствую пассажиров, – тот надеялся найти в салоне более благодарную публику. Мэтьюз раскованно чувствовал себя перед зрителями, поэтому ничто не мешало ему выйти к пассажирам и лично поприветствовать их. Представившись, он сказал: «Вы можете задавать мне любые вопросы. Я с радостью расскажу вам о нашей компании и этом самолёте в частности». Публика осталась безразлична и молчалива, но Мэтьюза это не смутило: «Одну минуту, простите меня», – он сходил на кухню за бутылкой лимонада и вернулся в салон.