Перенесение на камне
Шрифт:
– Кстати... – старуха опять подняла свои, как оказывается, страшные глаза на папу, – если он действительно избавится от меня, вот тут-то всем вам и конец. И не только вам. Этого не удавалось еще никому на земле – избавиться от совести, он был бы первым. А я и представить не могу такого монстра, избавившегося. От одной мысли о таком ужас берет. Представляете, немоту в человеке голоса внутреннего, который бы предостерегал от зла и обличал содеянное зло!? Нету в человеке голоса Божия, отказался всемогущий Бог дать человеку внутри его определитель зла и добра? Многому чему попустил Господь свершиться в мире злому. На то Его неисповедимая и высшая воля. Значит, так надо было. Даже мысли не должно быть обсуждать его
– Ну уж и наплели вы, нагородили, – сказал папа, почесав, однако, затылок. – Уж прям таки и растоптаны... И это... что вы все опять Бога приплетаете! И этого, покровителя какого-то. Да смешно!
– Приплетаю?! Вообще-то, глядя на вас, не скажешь, что вам смешно. А если его не "приплетать", как вы изволили выразиться, так и вообще говорить не о чем, тогда бы и мне взяться неоткуда, а я – вот она. Может еще раз попробуете вышвырнуть? А покровитель-то его, сыночка вашего, Антоний Римлянин, вот ему-то сейчас хуже всех, плохо ему, плачет он горькими слезами, когда меня видит такую. На камне пол-океана к нам переплыл, что б вашего дитятку перед крестом Божиим отмаливать. Он же у нас крещеный. И крещен в день памяти святого Антона Римлянина. А ты учти, – старуха погрозила своей костяшкой Антоше, – внимает пока Господь молитвам Антония Римлянина, милует пока, меня вон в живую плоть воплотил, чтобы хоть как-то тебя пронять, но это ведь пока! Долготерпив Он и многомилостив, но не до беспредела!
– На каком камне? Почему на камне? Как это – на камне? Куда приплыл? – спросил очнувшийся Антоша.
Папа ничего не спросил, он только тоскливо поморщился, вспомнив, как крестили во младенчестве Антошу, как он не устоял-таки, поддался тещиным приставаниям и даже сплюнул тогда и выкрикнул теще: "Да и пошла ты! Ну и катись, крести его, только быстро!" А сам не пошел на крестины, снаружи храма дожидался и все боялся, что сослуживцы его тут засекут и так тошно ему тогда было, ну почти что как сейчас.
– И не надо мне крещением его тыкать! – крикнул папа старухе, которая было собралась ответить что-то Антоше. – И не я его крестил!
– Точно. Не вы, – усмешливо сказала старуха. – Крещен он Духом Святым через окунание в воду руками священника отца Антония. Тоже ведь вот совпадение-то... Он ведь и сейчас служит в том же самом храме, вон кресты из окна видать.
– Да хватит мне тут! – вскричал папа. – Хватит про Дух Святой... Это ж надо, в наше время... Я всего лишь русский обряд соблюл, теща, зараза, уломала.
Сказал так и при этом глазами на маму сверкнул.
– Русский обряд, говорите, "соблюл"?! "В наше время"? – старуха надвинулась на папу. – Да когда этим обрядом миллионы крещены были, русских еще и в природе не было. Этот обряд, как вы изволили выразиться, всемирный, вселенский! Таинство! Таинству этому благодаря я и стою перед вами!..
– Да будь он тогда неладен ваш этот обряд, "таинство", вишь ты!.. Коли приходится видеть вас,.. бред... мне еще все кажется, что все это во сне!.. Да нет, не во сне, вот она, вы, как вы изволили выразиться, танками не утащишь. Что вы в конце концов хотите, бабушка?
– Я уже говорила ему, – кивнула
– Ну так снимайте ваши тряпки, в конце-то концов, да полезайте в ванну!
– Я сделаю это. Только дело за малым. Нужно наполнить ванну слезами раскаяния вашего сына... Да и ваших бы, родительских, тоже туда накапать не мешало бы.
– Да вот ты, футы-нуты, да не в чем мне каяться! – опять взъярился папа.
– Да хоть "футы", хоть "нуты"! – не менее яростно крикнула тут старуха. – Не в чем им каяться! Да вам уже в том есть каяться, что у вашего сына такая вот совесть! А вы об этом ничего не знаете.
– Да что ж он в конце концов натворил такого?! А ну-ка признавайся! – приступил он к сыну.
Ответила старуха:
– Я не ябеда, как я уже сказала, а он вам ни в чем не сознается. Да и вам сознаться – это не раскаяние.
– Это как это? Я ж все таки отец!
– Вы не тот отец.
– Это как это?!
– Каяться надо Отцу небесному, тогда и толк будет.
– Опять заладила... Кстати, вот вы говорили, что вы и он, мой сын, одно и тоже, вы, мол, его совесть , а он и слов-то таких – Бог, Отец Небесный – не слыхал в нашей семье. А вы только и талдычите их!
– Совесть последнего безбожника верит в Бога, – грозно отрезала старуха. И все опять почему-то вздрогнули. – А сейчас, – столь же грозно продолжала старуха, я все-таки уйду отсюда, но вместе с ним, мучителем моим...
– Еще кто кому мучитель, – буркнул Антоша.
– Правильно, отозвалась старуха, – как аукнется, так и откликнется. Так вот я ухожу и утащу с собой его. Вон тут, напротив, в храм, где ждет его Антоний Римлянин. Вот только дождется или нет – не знаю. Только там и возможно мое очищение. Всю жизнь вашу кресты эти вам в окна смотрят, а вы не видите. Ух!.. Творческие работники! "Соблюл! он русский обряд!.." Молчать и не перечить!! Нечего вам сказать! Ждите нас и знайте, что коли вернусь я вместе с ним, вот тут-то и будут вам и "футы", и "нуты", и "соблюл"; вот тут-то и узнаете вы на шкуре своей, что есть человек с черной страшной совестью, отвернувшийся от своего небесного покровителя и от Небесного Отца. И узнаешь ты! – старуха подняла руки и надвинулась на папу (тот в страхе отпрянул), – узнаешь ты, сморчок творческий, что человек, отказавшийся от Отца Небесного, тебя вот, плотского отца, растопчет и разотрет. Ты для него, что жук по дороге ползущий, топ! – и брызги одни! – и старуха при этом так топнула ногой, что все не только уже вздрогнули, но и вскрикнули.
– Пошли! – старуха схватила Антошу за шиворот, открыла дверь и выкинула его из квартиры. И вышла сама, захлопнув дверь. В каком состоянии остались за дверью папа с мамой, можно себе представить.
Однако, оставим их и последуем за Антошей.
Едва удержался он на ногах от старухиного швырка и обалдело и со страхом ждал дальнейшего, когда она захлопнула дверь.
– Пошел! – рявкнула старуха. – Или опять за шиворот брать?
– Не надо за шиворот?! – промямлил Антоша, – сам пойду. А куда?
– Так еще и не понял?! В храм, где тебя крестили, который ты десять лет не замечал, к священнику отцу Антонию, который тебя крестил. Один у вас с ним небесный покровитель. К небесному покровителю своему!.. – тут старуха не сдержалась и ткнула его в шею, – который стоял за твоей спиной и плакал, когда ты деньги из серванта тягал, когда с пьяного часы хотел снять!.. Что таращишься-то?! Да тот очнулся не вовремя!.. Когда отметки свои в дневнике подделывал! Когда учителям врал, что мать при смерти ,что тебе надо к ней в больницу ехать, а она жива-здоровехонька и не знала ничего... Да ты так к смерти и мать-то родную приговоришь! Когда у слабого деньги отнимал и в лицо его бил... Когда перед родителями юлил, корчил из себя благочестивого. У-у!.. – и опять досталось по шее Антоше.