Переносчик смерти
Шрифт:
Сам же Аркадий Федорович пока не может присоединиться к нам. Он говорит, что готов взяться за дело, но еще не в состоянии приступить к своим обязанностям. Серьезных травм у него нет, но отойти от шока мой наставник пока не в силах. Хочется надеяться, что вскоре его самочувствие улучшится и ему не будет стыдно за работу, проделанную мной.
Грузовик с передвижной лабораторией находится в черте палаточного городка. Все необходимое для ее полноценной работы уцелело после катастрофы. Поэтому монтаж лаборатории прошел без особых проблем.
Здесь имеется достаточный комплект оборудования для индикации и идентификации микроорганизмов в полевых условиях. Благодаря этому мы можем проводить бактериологический анализ и осуществлять при необходимости микроскопию мазков. Есть в лаборатории и приборы для постановки различных реакций, автоклавирования и стерилизации, ламинарный бокс и стерильная камера.
На всех нас имеются противовирусные костюмы и бахилы. Запасы вакцины помещены в ламинарный бокс биологической безопасности третьего класса. Его рабочая зона полностью изолирована от внешней среды.
Оператор — в данном случае это я или Христов, периодически сменяющий меня, — может проводить манипуляции в рабочей камере только через перчатки, механически соединенные с боксом. Туда постоянно подается профильтрованный воздух, а удаляемый выводится во внешнюю среду через собственную вытяжную систему. При этом он очищается двойными фильтрами. Все меры безопасности соблюдены. Если, конечно, не считать того, что сразу же за пределами лабораторного помещения находятся тысячи больных.
Мы отдаем себе отчет в том, что сумеем спасти лишь часть из них, осознаем, что сами рискуем заразиться. Да, безусловно, костюмы, защита и все такое. Однако нам приходится перемещаться от одной палатки к другой. Нет никаких гарантий, что по пути никто из нас не повредит костюм. Надрез, прокол, трещинка — и вероятность заражения моментально увеличивается.
Мы не можем себя обезопасить, введя вакцину. Она действует исключительно на тех, кто уже заболел. У людей, которые сумели избежать заражения, вакцина иммунитет не прививает. Мы все это знаем и уповаем лишь на свою осмотрительность.
Больные на наше появление реагируют по- разному. Одни кричат: «Уберите свет!» Другие настолько обессилены от боли и страха, что вообще не обращают на нас никакого внимания. Третьи же ведут себя крайне агрессивно и пытаются наброситься на нас.
Таких буйных пациентов мало, но они все же есть. Мы вынуждены быть готовы к тому, что в каждой палатке нас может ожидать подобная встреча. Это опять-таки увеличивает степень нашего риска. Ведь защищать себя приходится нам самим.
Никто из охранников, оставшихся здесь, не согласился сопровождать нас в палаточном городке. Несколько комплектов защитных костюмов для них у нас имеется. Но пока они остаются невостребованными. Местные жители, как и беженцы, не верят, что костюмы способны уберечь от заражения.
Я уже слышал, что некоторые туземцы считают вирус Эбола карой, ниспосланной Всевышним. Эти набожные люди отказываются верить в существование действенных средств защиты от Божьей кары.
И все же мы работаем. Делаем прививки всем, кого успеваем застать в палатках живыми, даже если на нас бросаются с кулаками и говорят, что Всевышнего этими уколами не обманешь.
Мы все время напряжены. Нам хочется охватить вакцинацией как можно большее количество людей. Однако при этом едва ли не каждую минуту мы осознаем, что нельзя объять необъятное. Три доктора и несколько смельчаков-волонтеров никак не успеют сделать прививку каждому, кто в этом нуждается.
Мы работаем часы напролет, почти без остановки, после чего буквально валимся с ног от усталости. Короткий перерыв тратим на обработку наших костюмов и скромный обед далеко за пределами городка. Благо что Джулия за рулем и в состоянии отвезти нас в больничную столовую.
Сама больница за эти дни превратилась в некое подобие общежития для тех здоровых беженцев, которые вовремя успели покинуть здешние очаги эпидемии.
Тут же находится и академик Карский. Мы рассказываем ему о состоянии дел с вакцинацией. Он выражает уверенность в том, что положительный результат не заставит себя долго ждать. Мы пытаемся разделить с ним эту уверенность, возвращаемся в палаточный городок. Снова облачаемся в защитные костюмы, чтобы продолжить работу.
— А это еще что такое? — вырывается у меня, когда я смотрю на костюм Христова.
— Где? Что? — удивленно уточняет он, оглядываясь по сторонам.
— Да вот. На плече, — указываю я. — Это трещина?
— Похоже, что она самая, — печальным голосом говорит коллега, получше рассмотрев поврежденный участок костюма. — Это значит, что я подхватил заразу?
— Еще не факт, — озвучиваю я одну из своих любимых фраз. — Какие-нибудь первичные симптомы проявляют себя?
— Нет. Пока все как обычно. Но ты же сам прекрасно знаешь, насколько коварен вирус Эбола. Можно отлично себя чувствовать, а потом резко слечь с пузырящейся кожей и черно-синим лицом.
— Только не паникуй. Ты же знаешь, что пока не будет полной уверенности в том, заразился ты или нет, вакцину мы ввести не можем. Как только что-нибудь почувствуешь, дай знать. Сразу же сделаем тебе прививку.
— Если буду в состоянии сказать что-либо, кроме просьбы убрать свет. — Оптимизма в его словах и интонациях не прибавилось.
Я стараюсь его поддержать. Он надевает другой защитный костюм. Мы снова приступаем к работе.
Я делаю прививки больным, а сам постоянно думаю о коллеге. Регулярно посматриваю на него, пытаясь на глаз определить, нет ли в его поведении чего-нибудь подозрительного. Естественно, он это замечает. Понимает причину моего внимания, пытается отшучиваться. Получается не смешно, но я делаю вид, что по достоинству оцениваю его мрачноватый юмор.
С другой стороны, способность шутить, пусть и по-черному, свидетельствует о том, что Йордан все еще здоров. Мы в своей практике еще ни разу не встречали людей, инфицированных вирусом Эбола, которые пытались бы хоть как-то проявить чувство юмора.
Мы едва успеваем сделать прививки одним больным, как в палаточный городок привозят других. Охватить сразу всех, как и прежде, мы не в состоянии. Поэтому новые смерти неизбежны.
Число трупов никак не уменьшается. Поводов для радости практически никаких.