Переносчик смерти
Шрифт:
— Как там моя мама? — интересуется парень.
— Она тоже, как и ты, пошла на поправку, — честно отвечаю я, выслушав от Джулии перевод его слов.
— Но я себя чувствую прекрасно. Уже даже способен ходить по палатке. Мог бы и ее навестить, — говорит он, радуясь своему состоянию.
— Нет. Пока тебе нельзя выходить отсюда. Но думаю, что очень скоро ты увидишь свою маму.
— Она же ждет ребенка. Ей труднее переносить болезнь, — вслух размышляет юноша, замолкает на несколько секунд, после чего с прищуром смотрит на нас с мисс Раст и уточняет важный для себя момент: — С моей мамой точно все в порядке? Или это вы хотите меня успокоить?
— Поверь, ей гораздо лучше, чем было сначала, — стараюсь убедить его я. — Да, она ждет ребенка. Он тоже в норме. Так что скоро у тебя будет братик.
— Братик? Вы просвечивали маму своими врачебными приборами?
— Или сестричка. Ничем мы твою маму не просвечивали. У нас и техники-то такой здесь нет.
Возле палатки появляется один из волонтеров и просит нас выйти, не уточняя причину. Мы желаем Агизуру полного выздоровления и покидаем его.
Волонтер выглядит очень взволнованным, но ничего толком не говорит, только сообщает, что с нами хотят побеседовать два бербера. Мы спешим к нашему шатру. Не знаю, как Джулию, но меня начинают терзать тревожные предчувствия. Кажется, находясь здесь, я разучился получать хорошие новости.
Так оно и выходит. То, что рассказывают нам двое гостей, даже плохой новостью назвать трудно. Все это воистину чудовищно!
Информация среди берберов распространяется очень быстро. Едва ли не в режиме реального времени. От одной из кочующих групп к нашим собеседникам поступили сведения, что с востока в сторону Эль-Башара движется колонна военной техники. Берберы нисколько не сомневались в ее принадлежности.
— Фундаменталисты? — пытаюсь отгадать я.
— Нет. Мятежники, свергшие президента, — звучит в ответ. — Наши братья сказали, что техника из самого Хардуза идет.
— А какая именно?
— Братья сказали, что много разной. Есть бронетранспортеры, военные внедорожники с пулеметами, несколько грузовиков с солдатами.
— Известно что-нибудь о цели их перемещения?
— Ничего. Но наши братья думают, что мятежники хотят взять оазис под свой контроль.
— А где были раньше эти чертовы контролеры?! Что они сейчас здесь будут контролировать? Нас с вами да тысячу разлагающихся трупов?
Джулия переводит им эти мои реплики. При этом она наверняка сглаживает их излишнюю резкость.
— Мы сами не в восторге от них, — реагирует один из берберов. — Нам и президент не особо нравился. Но как бы эти вояки не оказались еще хуже, чем он.
Я хочу отпустить еще несколько колких замечаний по поводу гражданской войны в этой стране, однако ничего сказать не успеваю.
Раздается сигнал спутникового телефона, имеющегося у берберов. Один из них принимает вызов, слушает то, что ему кто-то говорит, и в считаные секунды меняется в лице. В его мимике причудливо переплетаются удивление и ужас. Он явно ошарашен.
— Вы-то сами где? — спрашивает этот человек, а Джулия переводит мне его слова.
Ему что-то начинают отвечать, но связь обрывается на полуслове. Бербер пытается перезвонить, но все безрезультатно.
Ни мне, ни Джулии не приходится просить его рассказать об услышанном.
— В ста милях отсюда есть один поселок… — пряча телефон, начал объяснять нам наш гость. — Точнее сказать, он там был. Но сейчас его не стало. Понимаете?
— Эбола?.. — спрашивает женщина.
— Больные там были, но не все жители поголовно.
— Так что же стало с поселком?
Рассказчик напряжен. Слова застряли у него в
горле. Мой разум пронзает страшная догадка. Буквально через мгновение я услышал ее подтверждение.
— Военные уничтожили поселок вместе со всеми жителями, — говорит бербер, едва сдерживаясь от крика.
Мы переглядываемся. Несмотря на все ужасы, которые довелось нам пережить к этому моменту, такая весть выглядит по-настоящему кошмарной.
— Это точно? Твои братья не ошиблись? — спрашивает мисс Раст.
— Нет, не ошиблись. Они видели все своими глазами. А связь прервалась потому, что военные их заметили и начали обстрел.
Сказать, что такого не может быть, мы с Йорданом не способны. После наших гонок с военным вертолетом мы готовы поверить и в куда более страшные вещи.
Я понимаю, что рассказ берберов достоверен, и лишь уточняю на всякий случай:
— Может быть, в этом поселке находилась база или перевалочный пункт фундаменталистов?
Джулия начинает переводить и на секунду задумывается над тем, как передать понятие «перевалочный пункт». По крайней мере, я догадываюсь, что именно на этом понятии она и споткнулась. Впрочем, женщина очень быстро выходит из положения, подбирает какую-то более- менее адекватную замену этому словосочетанию.
Гости отвечают, что в уничтоженном поселке никогда не было фундаменталистов.
— В том месте, откуда мы ушли, судя по всему, их тоже изначально не водилось, — говорит Христов, подхватив мою мысль. — Однако база приверженцев фундаментализма там все-таки появилась. Может быть, войска нового правительства выкуривали из этого поселка именно их? Или же там окопались ярые сторонники свергнутого президента?
— Нет-нет, — отвечает бербер, едва сохраняя самообладание. — Ничего такого там не было ни раньше, ни после вспышки этой заразы. Я уверен, что войска прибыли туда из Хардуза именно для того, чтобы уничтожить поселок и его жителей.
— Но зачем им понадобилось это? Обычный населенный пункт. Ничем не примечательный. Стратегического значения, в отличие от Эль-Башара, он не имеет. Базы религиозных фанатиков там не было. Рьяных приверженцев президента Мухаммеда, свергнутого и сбежавшего из страны, — тоже. Какая-то странная неувязка получается, — громко рассуждаю я, обращаясь в большей степени к своим коллегам, а не к гостям.
— Возможно, произошла какая-то ошибка, — вклинивается в мои рассуждения Джулия.
— Промахнулись городом? Или как? — горько иронизирую я.