Перепелка — птица полевая
Шрифт:
— Ты откуда будешь и как зовут-то?
— Ваней. Качелаевский я, а что? — приподнял тот с подушки взлохмаченную голову.
— Был бы в шубе и в ней залез в постель? Топят плохо, мерзнете?
Веснушчатое лицо парня покрылось спелой земляникой.
— И волосы пора постричь. Ножницы не привезти? Машина здесь, во дворе. Привезу?
— Простите, — засмущался подросток.
Смотрит Комзолов, старику тоже стало неловко и сменил разговор:
— Куда, Ваня, ходили, не на уколы?
— К тете Нине. Сказала, скоро Вас навестит.
— Кто это тетя Нина? — Вечканов понял, что зря обидел парня. Здесь не колхозная ферма — больные.
«Всегда вот так: ляпнет что-то, а потом оправдывается, — подумал Комзолов о председателе. — И у парня нашел недостатки!»
На улице большими, с грачиную голову, хлопьями валил снег. Грустили березы. Глядя на них, Павел Иванович вдруг вспомнил сестру, умершую при родах Игоря. Комзолов тогда учился на третьем курсе университета, жил с Вечкановым в одном общежитии, хоть и факультеты у них были разные.
Шли экзамены. Паша каждое утро брал одеяло, учебники, шел на берез Инсара. Раздевался, повязывал на голову полотенце и, лежа на животе, «грыз» науку. В тот день он тоже был на берегу. Наука была не очень трудной: сорта пшеницы Паша хорошо знал, умел наладить сеялку, сколько и какие удобрения внести, какое поле вспахать, какое оставить под парами. Не зря профессор Данилов во время практики говорил студентам:
— Учитесь у Комзолова. Он на своем горбу все испытал.
Паша с детства учился хлеборобскому делу, не выходил с поля. Вначале с отцом на тракторе работал, затем до армии водил комбайны.
На агронома пошел учиться из-за этого: обещал себя земле-матушке, которая баюкала его, как колыбель. Он до сих пор не забыл: выходил в поле с восходом солнца, там пшеница колыхалась морем, радовала душу. А как пели перепелки — слушаешь их с открытым ртом! «Куд-куды, куд-куды», — кричали они во ржи. Хоть сами и с детский кулачок, а голоса на тридевять земель раздаются.
Поле питает душу не только хлебом и птичьим пением. Кто слышал перепелиные песни, тот, как считает Павел Иванович, уже счастливый человек. Перепелка — птица полевая, с ней связано самое дорогое в жизни — хлеб. Нет на столе хлеба — и песни не нужны.
Лежит как-то Комзолов на берегу реки, готовится к экзаменам. Голова гудит как улей: наука вроде бы не очень сложная, но столько в ней всяких тонкостей. В книгах одни поучения. Все вроде бы гладко. Почему же тогда есть почти нечего? И не только студентам. Зайдешь в магазин — хлеб из кукурузы. Черствый, при разломе сыплется. Видимо, и на Украине, откуда привезли кукурузную муку, кроме этой культуры, ничего нету. Ее и в Вармазейке сеяли. Заставляли. Посеют — она поднимет похожие на змею листья и начинает вянуть. Раз ряды культиватором пройдут, другой — кукуруза еще больше желтеет. Что ей не хватает? Тепла, плодородной земли. А у них — суглинок, осока и та не шибко растет. Вот почему в кукурузе не пели перепелки — птицам нет жизни там и гнезда не свить. Перепелки — птицы полевые. Им нужна сильная, налитая солнцем рожь.
Лежал тогда Паша на берегу, ломал голову. Не заметил даже, как подошел Ваня Вечканов. Лицо бледное-бледное, а сам еле стоит.
— Что с тобой? С экзамена выгнали? — спросил Комзолов
— Ваша Маша умерла, — вздохнул он тяжело.
— Как умерла? Ты думаешь, о чем говоришь?! — вздрогнул от неожиданности Паша.
— Федю Варакина видел. Тот привез эту печальную весть. Сказал, что Маше помочь не успели…
Паша с Ваней поехали в больницу, куда, по рассказу друга, привезли сестру. Больница находилась на окраине города. Вокруг здания росли огромные репейники, валялись железные трубы. Двухэтажный деревянный дом удивил парней: окна с внутренней стороны с железными решетками. Им открыл дверь мужчина с опухшим лицом в смятом белом халате и вяло спросил, кто они и зачем пришли.
— А-а, которую сегодня привезли… Она в морге, — как будто ничего и не случилось, ответил он.
С Вармазейки за гробом ездили вдвоем: Володя, их зять, и Федя Варакин. За Пашей в общежитие зашли рано утром. Он глаз не сомкнул. Сначала долго плакал, потом достал альбом с фотографиями, смотрел снимки. Сестра прислала их совсем недавно, словно сердце почувствовало… Вот она на Суре, купается, совсем юная. Вот пляшет на сцене — училась в кульпросветучилище. Вот на свадьбе, в белом платье, около нее во весь рот улыбается Володя, муж. Высокий, широкоплечий. Вот Маша беременная — Игоря носила, это уже в Кочелае. Володя работал тогда в больнице, квартиру только что получили. У них дома Павел Иванович был всего раз, после свадьбы. Работая агрономом, он часто проезжал мимо этого дома. Он и сейчас на том месте, на берегу Суры, в саду. Теперь там живут другие.
После смерти Маши, недолго погоревав, зять женился вторично. Взял в жены выпускницу медфака и уехал жить в Саранск. Павел Иванович знал, где живут Буйновы. Как-то встречал и Тамару, новую жену зятя, она даже приглашала в гости. Не зашел. Зачем? В доме хозяйка уже не Маша.
Игорь, сын сестры, уже взрослый. Вот и Вечканов сказал ему, чтобы вернулся в Вармазейку.
Почему не вернуться? Здесь прошли детские годы. Привезли его тогда после смерти Маши с Кочелаевской больницы — ни материнской груди, ни самой матери. Но ничего, подняли на ноги. Володя приезжал раза три в год. Игорь пять лет жил у них — до тех пор, пока Буйновым не дали квартиру в Саранске.
Взяли Игоря в город — простился с белым светом и отец Комзолова. Вернулся однажды с поля, где пахал на «дизеле», умылся и не ужиная лег спать. А утром уже не встал. И мать долго не прожила. Друг за другом ушли в один год.
Мать заболела после приезда из Саранска. Как встретил зять — не рассказала, только, ложась на койку, тяжело вздохнула:
— Растет наш Игорек, почти с меня ростом…
Павел Иванович тогда был уже агрономом, на дворе держал колхозный мотоцикл. Сказал ей:
— Что-то лицо у тебя бледное. Может, к врачу отвезти?
Мать ему тихо ответила:
— В больнице, сынок, душевную боль не вылечишь, глубоко она сидит, как репейник в глинистой земле. — И легла.
Павел Иванович в тот вечер долго просматривал наряды. На бригадира тракторной бригады жаловались механизаторы: трактористу-лодырю, который приходился родственником, он ставил больший объем выполненной работы. Потом Павел Иванович ушел на наряд, завтракать вернулся только к обеду. Смотрит — мать уже простилась с белым светом…
Полгода Комзолов жил один. Закончила Вера пединститут — он отправился к ней в Кочелай, посмотрел в глубокие голубые глаза и в них увидел бесконечную любовь. «Выйдешь за меня?» — волнуясь, спросил он девушку.