Перепелка — птица полевая
Шрифт:
В последний раз такой случай с ним произошел прошлой осенью. Приезжал тогда с Пикшенского кордона свояк, Федор Иванович Пичинкин. Понятно, выпили. Утром встал Эмель — ни гостя в доме, ни жены. Голова разламывалась. Чем поправить? Вышел на улицу, а здесь навстречу — Дружок. И что, думаете? Будто понял собачьим умом его состояние и привел под капустный парник. Парник был высоким. Старик вынес из бани скамью, встал на неё, покопошил растаявшую землю, и бутылка сама показала себя.
Не пес, а настоящий друг!..
Баня стояла в конце огорода, около Суры.
— Ты в «крепость» не лезь, там тебе нечего делать! — иногда резко говорила ему Олда.
Эмель это понимал так: пойду по селу языком чесать, а ты в баню не заходи…
Его не обманешь, он умнее волка: пробовать барду залезал через крышу. Поднимал доску шифера и — порядок. Там медведь пролезет, не то что человек. Это было, конечно, раньше. Сейчас не залезешь на крышу — прошли те года. И голова уже как пустой горшок. Где уж там по крышам лазить!
Добежав до бани, пес перестал визжать, сел на задние лапы и, подняв большие уши, прислушался. Это удивило Эмеля. Он не стал спешить, прислонился к углу и стал ждать.
«Тук-тук-тук», — билось сердце. — «Найди, найди, найди!» — сверлила одна и та же понятная мысль. «Как не найду, — думал про себя старик, — сивуха сама в рот льется».
Дверь была открытой. Замок с защелкой валялись под ногами.
«Это еще что, не воры зашли?» — молнией сверкнуло в голове у Эмеля и он, показывая пальцем собаке — молчи! — зашел в предбанник.
— Ой, ма-а-тушка, ой, мам-ка… — ворковал внутри женский голос.
Эмель сразу узнал Зину. Дочь здесь, кто же еще! «Вот, канальи, зашли с матерью и гонят скрытно, — подумал старик. — Решили меня провести. Нет, не выйдет», — и с этими словами что есть силы он дернул ручку двери.
Перед глазами, на полу, плясали четыре ноги. Две, которые подлиннее, чуть не стукнули его по лбу.
Старик, все поняв, захлопнул дверь и выбежал в огород. Он догадался, кто был с Зиной. Миколь Нарваткин, кому же еще быть! Даже разговаривал по-эрзянски: ты, говорит, не зажимай мне шею, задушишь…
Когда Эмель, тяжело дыша, зашел в избу, на него накинулась жена:
— Пьяница, это ты выпил воду из банки?
— Ну, я, а что? — остолбенел старик.
— Это же натирка для Окси Митряшкиной! Вчера приготовила.
— Так сама же говорила: вчера около почты ругались! — еще больше растерялся старик.
— Ругаться-то ругались, да ведь мы люди же, не враги, — ответила Олда.
— Эх, женщины, женщины, — не договаривая, Эмель ударил в дверь носком сапога и вышел.
Вечканов ездил на лошади на Пикшенский кордон осматривать делянку. Лес нужен был для колхозных нужд. Вовремя бревна заготовить не смогли, теперь вот думай, как выкручиваться. «Сами виноваты, — прижавшись
Но лесник был против: рубить, говорит, зимой приезжают, а не сейчас, когда деревья распускают почки… «Наверно, он прав, сейчас не время для этого, — думал Вечканов. Перед ним стояли одни лишь сосны. В уши бросался скрип снега из-под копыт лошади. — Не зря ведь говорят: готовь сани летом, только как мне, председатель, быть?»
И в самом деле, зимой Вечканов о весне думает, весной — о лете. Заканчиваются одни дела — наступают другие. В райкоме к одним наставлениям привыкли. Ты, говорят, почаще находись среди людей, они знают, как повести дела. Будто и не среди них он живет. А если посмотреть, не за что винить руководителей. Им тоже мозги «промывают». Этой зимой на одном из совещаний в Саранске сам это видел. Секретарь обкома с властным взглядом как начал тяжелыми словами «утюжить» некоторых — по спинам холодный пот шел. И Атякшова тогда поднимал. Вывоз в поле навоза, говорит, задерживает. Потом накинулся на начальника райсельхозуправления Пужаева: «У тебя коровы почему нестельные?» Тот достал блокнот и попытался привести в свою защиту аргументы. Секретарь обкома и слушать не стал. «Я научу тебя за коровами ходить! Я вместо быка тебя поставлю!»— кричал он.
Смех да и только.
«Не так дела ведем», — роем кружились мысли Вечканова. Только как — этого и сам хорошо не понимал. Затуманили голову разные поручения, их каждый день из райкома присылают.
Жеребец шел неспеша, то и дело подбирая разбросанные по дороге клочья сена. За полозьями, похожими на сверкающие косы, тянулись следы. Они все догоняли их и никак не могли догнать…
Пахло смолой и приоткрытой местами землей, от которой поднималась чуть заметная испарина. Издали, из самой чащи леса, в небо поднялся ястреб и стал кружить над соснами, присматривая себе добычу.
Вечканов видел: скоро весна ступит на землю. Тогда, считай, никого дома не оставит. В Вармазейке мало нерадивых. Весной отдыхают только лодыри.
«Какие мы хозяева? — возвратился Иван Дмитриевич к прошлым раздумьям. — Посеем поле — три месяца ждем урожая. В другой стране за это время два укоса берут, мы же…»
Вспомнилась ему поездка по туристической путевке в Болгарию. В апреле прошлого года это было. Здесь, в их Вармазейке, снег еще не растаял, а около Черного моря овощи уже поспевали.
Иван Дмитриевич тогда не выдержал и зашел в одно хозяйство. Там удивило его вот что. В кооперативе, размером с их колхоз, держали только трех специалистов: агронома, механика и бухгалтера. Вечканов спросил руководителя, как они вчетвером успевают дела вести? Тот улыбнулся и произнес: успевают. Потом рассказал ему, кто что делает и за что отвечает.
С фермером Вечканов был и в поле. Там не всходы увидел — зеленые гребешки. Поля такие ровные и гладкие — глазам завидно. Перед каждым участком — дощечки, где указаны сорта и площадь.