Перепелка — птица полевая
Шрифт:
Пришлось перейти на новое место: нос задерешь, не так тебя поймут.
Раньше Пичинкин со своей семьей жил в Инелейке, до которой отсюда километров двадцать. Леса там поменьше, дети ходили в школу в ближнее село — Барахманы, жена, Матрена Логиновна, в школе готовила обеды ребятишкам. Правда, новое место было получше: вокруг кордона растет сосняк, рядом Сура, на полянах коси сколько хочешь, отдохнуть тоже есть где. Об одном переживал Федор Иванович — нет поблизости школы. Жена, когда переехали сюда жить, днем и ночью ругала: в лесничестве тебя и за человека не считают —
Как не переживай, но дело не оставишь… считай, Пичинкины всю жизнь провели в лесу. Сначала дед лесничил, потом — отец. И вот сам уже тридцать лет эту лямку тянет.
«Как-нибудь вытерпим», — успокаивал в первый год своих детей Федор Иванович. Сам не увидел, как те подросли и разлетелись. Аня живет в Саранске, Наталья — врач Кочелаевской больницы, Витя — мастер местного лесокомбината. Вот и сейчас сын приехал — перед домом остановился «Уазик».
Федор Иванович не успел выйти на крыльцо, как появился Виктор. И не один, а с ровесником.
— Познакомься, отец, — после приветствия обратился он к отцу и, повернувшись к гостю, добавил: — Это Макаров, ревизор министерства.
— Приехал — хорошо, — то ли от усталости, то ли от чего-то другого с неохотой ответил старший Пичинкин.
Гость протянул руку:
— Николай.
— Думаю, здесь не будет делать ревизию, — посмотрел исподлобья на сына Федор Иванович.
— Ты что, отец, такими словами мерина свалишь! Хорошо, что гость русский, не понимает…
— Когда нужно, и эрзянский поймет, — снимая с ног сырые сапоги, твердо сказал Федор Иванович. — И будто оправдываясь, прибавил: — Не обижайся, Коля, устал я. И вот еще что, — он повернулся к Виктору: — Тетя Лена Варакина сильно заболела.
— Тетя Лена? — растерялся Витя.
— Вчера при погрузке зерна позвоночник ушибла. Матери не говори, расстроится…
К ним подошел Сема Киргизов, который довез Федора Ивановича. Высокий, худой.
— Ну что, чаем напоишь? — обратился он к хозяину.
— Напою, как не напоить? — наконец-то пришел в себя Федор Иванович. — Все в голове перемешалось. Стареть, видать, стал, забыл…
— Мой дед поговаривал: «Кто молод, у того в голове копоть, а кто стар, тот всегда мудр…» Отдыхай, Иваныч, семеро детей не сидят у тебя на шее. Недавно Наталью, твою дочь, в больнице видел, она сказала: если, мол, увидишь моего отца, привези хоть разок в гости.
— Хватит болтать языком, айда заходи, — махнул рукой Федор Иванович и зашел в дом.
Матрена Логиновна жарила мясо, Витя помогал ей — чистил картошку.
Ему двадцать восемь лет. Еще холост. Дома все наказывают: приведи жену, не приведешь, сами сватов пошлют. Правда, прошлым летом появлялся с девушкой, кассиршей лесничества. Матрене Логиновне она сразу не понравилась. Высокая, с худыми ногами, как чибис летала по дому. Платье на ней было до колен, волосы крашеные, наполовину — черные. Перед сном невеста сама стала просить хозяйку: «Мы, Матрена Логиновна, с Витей постелем в коридоре, там попрохладнее».
Когда Витя вздремнул на диване, мать поняла: нет, это не будущая сноха. Она на первую жену бывшего
«Иду, друзья, по городу Бузулуку, сердце ликует. Как не радоваться: война закончилась! Вышел я из госпиталя, а здесь — красавица навстречу. Куда, спрашивает, так спешишь, солдат? Как куда, говорю, домой. Отпустили меня после лечения».
Вновь пошел по улице. Девушка, чтоб ей неладно было, догнала и заговорила вкрадчиво:
— Солдат, а солдат, а на другой бой у тебя нет желания?
— Нет, — говорю, — мне эти бои уже по горло надоели.
Конечно, сразу не докумекал… Порой ведь как бывает: пока по голове не стукнут — не поймешь. Глазом моргнуть я не успел, а она уже мне на шею повесилась. Полюбился ты мне, говорит, и все. Только когда до дома доехал, узнал: в тот день она приехала на поезде из Уфы и пристала ко мне. И отправился я с ней на новый «бой».
«Красивая, — хвалили невесту Кирилла сельские женщины. — Колени вон какие белые — кроме калачей, видать, ничего и не ела».
— А почему им не быть белыми, — начинали смеяться и мужики, — не видели ее ни разу у колодца. Одно знает: днем и ночью с Кириллом играет.
Так, возможно, вышло и с Витей. «Какая та невеста, которая и себя не любит, — ругала Матрена Логиновна кассиршу, когда готовила обед. — Как сказать, не любит… Любит — сама постелила в коридоре».
Но как ни успокаивай себя, Вите пора жениться. У всех друзей есть семьи. Года ведь, как осенние поздние листья: сначала зеленеют-зеленеют, потом потихонечку начинают линять, и сами не опомнятся, как ветерок сорвет их, всех до единого.
Матрена Логиновна вновь заговорила о женитьбе.
— Николай, почему не привезли с собой невест?
— Каких невест? — удивился он.
— Тех, которые в лесничестве остались.
— А-а! — догадался ревизор. — Витьке и вправду пора жену приводить. У меня, Матрена Логиновна, уже двое детей.
«Смотри-ка, моложе Вити и уже двое, — позавидовала женщина. — И мне бы тоже внуков, — склонилась она над шипящей сковородкой. — Не зря говорят, без внуков старый человек — что лес без берез. Вышла бы Аня, старшая дочь, замуж где-нибудь поблизости — глядишь, внуки по нашему дому бегали. Сейчас за год один раз привозят Свету недели на три — вот тебе и вся радость. И внучка уже не маленькая — шесть лет, на коленях не удержишь. Лес ведь не село — затеряется в кустах — поди отыщи!»
В прошлом году чуть беда не случилась с ней… Тогда Матрена Логиновна оставила Свету у крылечка, сама с пустым ведром пошла за водой к ближайшему роднику. Вернулась — ребенка нигде не видно.
«Света! Света!» — стала она кричать на весь кордон. Та будто сквозь землю провалилась. «С собакой возится!» — подумала Матрена Логиновна. Зашла во двор, где находилась собака — внучки и там нет. «Вай, что наделала!!!» — заголосила бабка. Сама бегает вокруг дома, ищет. Наконец-то догадалась зайти под навес, где муж рыл новый погреб.