Перепелка — птица полевая
Шрифт:
«Гости» всю ночь не давали покоя. Бились в оконные стекла, шумно летали по дому. Муж с женой залезли на печку, накрылись одеялами, но и это не помогало.
Утром хозяйка разогнала комаров сырым веником, натянула на форточку марлю, перед дверью ее тоже повесила. Комары снова не унимались.
Пичинкин разозлился, и как следует не позавтракав, ушел на Суру поить Орлика. Река, как всегда в последние дни, гнала свои воды. В этом году снега было не очень много, но все равно Сура бурлила. Федор Иванович довел лошадь до того места, где каждый год делал для жены настил для полоскания
Орлик с неохотой обнюхал дрожащими ноздрями воду и, захлебнув раза два, поднял голову и удивленно посмотрел на хозяина.
— Что, друг, не нравится? — тяжело вздохнул тот. Орлик вздрогнул всем телом, вновь прижал губы к зеленой воде. Федор Иванович сломал ветку вербы, стал разгонять комаров от лошади. Хоть от этого старому мерину было не легче, но больше пить он не стал. Когда они вышли к лесной дороге, Пичинкин дал себе зарок — не водить лошадь к реке до тех пор, пока вода не очистится.
Комары досаждали каждую ночь. Пичинкины сначала старались бороться с ними: все окна обтянули сетками, в магазине лесничества купили морилки. Только «гости» к клеевым бумажкам не приставали. Не мухи — не обманешь.
Одно хорошо — не слишком шибко кусались. Вскоре они не стали обращать на них внимание, забыли будто. Пусть летают по дому — других забот у них нет. Так вышло и сейчас.
Федор Иванович не удержался, бросил жене:
— Этих комаров, бабка, высушила бы.
— Для чего? — начала та шевелить губами.
— Зимой где червей для рыбалки возьму? В самый раз сажать их на крючок.
— А-а, болтун… — наконец та поняла его насмешку. Махнула рукой и принялась хлопотать по дому.
В последние два дня Федор Иванович приходил с делянок поздней ночью: началась заготовка леса и дров, глаз да глаз нужен. Вчера парни чуть не свалили семенные сосны. Здесь еще с лесничества надоедали. Все что-то считают, вроде ревизию начали. «Ищите, ищите, — рассуждал он про себя, — ворон ворону глаз не выклюет. Измерите, прикинете и вновь разойдетесь».
Иногда Федор Иванович ходил на рыбалку. С зарей вытаскивал из реки ивовый вершок, а там с десяток пескариков — на уху хватит. Виктор ночевать не приходил. Видать, некогда — цех начал готовить доски. Здесь еще в Вармазейке какой-то пруд роют, и оттуда заказали дубовые сваи. Об этом он услышал от лесорубов. Бычий овраг, конечно, никуда не годится, леса вокруг нет, но все равно нельзя разрушать то, что подарил Инешке. Это к хорошему не приведет. Это же храм природы! Раньше такие сосны росли вокруг него — двумя руками не обхватишь. Война их повалила. Для мостов и землянок, для далекого фронта. Рубили тогда лес не жалея. Победим, говорят, врагов — новый посадим. До сих пор сажают… По гектару в год, и то для показа. Не лес — одни слезы. Вскоре и кордон выйдет в поле…
Думая об этом, Федор Иванович вспомнил недавний разговор с Виктором. Было это в лесничестве на квартире сына. Во время чаепития тот неожиданно сказал: «Не поругаешь, отец, если переселюсь в Петровку? Подправлю родимое гнездо, куплю с десяток бычков, буду откармливать. А там, возможно, и землю куплю». — «Деньги откуда возьмешь, из
Федор Иванович спросил сына, как будет он жить в Петровке — один, без жены? Жена, говорит, подождет, ему мужская помощь нужна. Одному не срубить дом и дворы.
«Возьми и меня тогда с собой, мать оставлю на кордоне», — улыбнулся тогда он сыну. — «Придет время, и вы вернетесь, а сейчас в лесу от тебя больше пользы. — И добавил: — Скоро, я слышал, министр должен заехать в лесничество, к тебе наверняка зайдет. Ты ведь наш лесной капитан».
После этого обедать Федор Иванович каждый день ездил на кордон. Но гость не появлялся… Да и, честно сказать, ему с гостями некогда мотаться по лесу, устраивать им экскурсии. Приедут, посмотрят и вновь уедут в Саранск. Потом, только и жди, жалобы настрочат Киргизову, а то и самому Потешкину. А те всю вину свалят на них, лесников, сделают их крайними, будут на каждом собрании песочить.
Пока Федор Иванович запрягал Орлика, жена успела положить в телегу завернутую в платок еду.
— Сегодня тоже вернешься в полночь? — проворчала она.
— Закончатся дела — приеду. Не трясись, лесные русалки все равно вымерли, на шею не бросятся, — улыбаясь, ответил Матрёне. Лесная дорога высохла, лишь изредка попадались сырые места. Лошадь шла тихо, изредка хватая из-под ног траву.
— Давай прибавляй скорость, так до обеда не доедем! — крикнул Федор Иванович и хлестнул вожжами. Орлик слов будто и не услышал. «Оба постарели, пора на пенсию», — грустно подумал лесник. Поднял кнут — мерин пошел мелкой рысью.
На четвертый обход добрались через полчаса. Там уже стояла машина. Лесорубы не спешили браться за дела, отдыхая на бревнах, курили. Один встал, стиснул руку Пичинкину, сказал:
— К тебе сам министр поехал, а ты здесь. Потешкин, наш барин, тоже с ним…
— Навстречу никто не попался, видать, по нижней дороге поехали. — Пичинкин не стал обманывать, что ждет гостей.
— Так, так, вдоль Суры поехали, там «Волга» лучше проедет. Брезгуют по лесу ездить, это только показывают себя, что и они любители леса, — засмеялся Коля Вечканов. — Тон, Федя покштяй, сынст кисэ иля мелявто, бути эряват, сынсь мутадызь12.
Действительно, зачем он будет возвращаться? Приедут — пусть приедут, нет — беда небольшая, без министра не пропадет. Знает Пал Палыча, в прошлом году тоже за кордоном с ним жарил шашлыки. Приезжал не один — с тремя друзьями, те тоже были тузами. Сейчас вот директора комбината взял с собой… Вновь дубки будут просить?..
Пока мерил в штабеля сложенные дрова, к делянке вышла и «Волга». В кабине министр был один, если не считать шофера. Вышел, поздоровался. А Федору Ивановичу даже руку подал. Взгляд мягкий, приятный.