Перепелка — птица полевая
Шрифт:
Прошло много лет. После школы Игорь учился в университете, потом работал в агропроме. А сейчас вот уже два месяца — зоотехником на родине матери.
Живет Игорь Буйнов в Вармазейке и никак не нарадуется: луга там ничуть не изменились. Они такие же, какими остались в детской памяти. Другими стали только дома. Сейчас они повыше, многие кирпичные, под окнами красивые палисадники.
А жители, кого он знал раньше, постарели. Вот дядя Паша. Раньше был высоким, кудри до плеч, под шапку не умещались. Сейчас он пополнел, стал похож на пенек,
Постарел и Казань Эмель, бывший их сосед. Сейчас он со своей старухой, бабкой Олдой, живет в центре села, в новом доме, рядом с клубом и школой.
Бабка Олда почти не изменилась, была все такой же: худенькая, глаза, как бусинки, веселые. Любит, как и прежде, новости разносить…
Игорь вышел на Суру, по скользкому, затянутому тиной берегу спустился вниз, где двое мужчин — один старый, другой молодой, может быть, отец с сыном, смолили лодку. Река как-то сузилась, была не похожа на ту, которую видел в детстве. Игорь поднял из-под ног камешек, замахнулся и закинул на середину реки. В том месте, где он упал, вода заискрилась.
Мужчины у лодки подняли головы, вытаращив глаза, посмотрели на него: смотри-ка, взрослый человек, а ведет себя как ребенок…
Игорь, спустясь к ним, поздоровался и спросил:
— Почему река так обмелела?
Старший вынул изо рта дымящуюся трубку.
— Ты не с Египта приехал?
Когда Игорь сказал, кто он, парень произнес:
— Сам зоотехник, должен знать: если не будешь убирать навоз из-под коровы, она утонет. Так и с Сурой выходит. Кто только не поганит ее, разве не задохнется?
И мужчины вновь приступили к делу. Игорь смотрел на них и удивлялся ловкости.
— Вон Наталья идет! — приподнял голову старший и прекратил работу.
К ним спустилась девушка в тонкой синей кофте. Мужчины сполоснули руки и сели на доски обедать. Пригласили Игоря. Он поблагодарил, а сам стал смотреть, как девушка мыла ноги в холодной воде. Ей было лет двадцать пять. Стройная, высокая, на правой щеке родинка. При наклоне было видно, как весенними птичками трепещут, готовые выпорхнуть, ее острые груди.
«Пора уйти отсюда, а то скажут еще, что пялишь глаза на чужих жен», — подумал Буйнов и направился к иве, растущей в сторонке.
Сейчас он думал о том, как добраться до стойла. Как только вода спадет, на пароме они переправят коров на тот берег. Но сначала нужно подготовить калды. «Весенний день год кормит!» — вспомнились Игорю слова председателя, и он про себя улыбнулся.
Наталья покормила отца с братом, сполоснула посуду и по тропке пошла вдоль берега. Проходя около ив, заметила Буйнова и попятилась.
— Вы не за мной, случайно? — пошутил Игорь.
— Нет. Просто интересно, кто в полдень бездельничает, — окинула его веселым взглядом девушка.
— Зоотехник, кому
— А, это, выходит, о тебе вспоминали в клубе? Аспирантуру закончил, завтрашний известный селекционер. Такую, говорят, проводит се-лек-цию…
От услышанного Игорь даже оторопел. Пытаясь скрыть смущение, сказал:
— За твою похвалу только в шампанском осталось искупаться, — и торопливо сбросил с себя одежду.
— Поновее ничего не нашел? — застеснялась девушка и отвернулась. Увидела — парень уже в воде, крикнула: — От такого «шампанского» поясница как бы не отказала!
День был жарким, но вода холодная. Руками Игорь разгонял волны, они же еще больше мешали телу. Нет, до того берега не доплывет, и он вышел из воды. Сорвал одуванчик, поднялся с ним и удивился: одежды на месте не было.
— Ау! — донесся голос Натальи.
Буйнов побежал на голос. Когда догнал девушку, та, смеясь, сказала:
— На брюки, на! Не из Парижа случайно привез?
— Знаешь что, — разозлился Игорь, — таких, как ты, я в Саранске видывал.
— Не обманываешь? — поджала девушка пухлые губы. И недовольно буркнула: — Тогда, как говорит Казань Эмель, пусть тебя кыш возьмет! — и, не поворачиваясь, заторопилась к варакинскому огороду.
— Нашлась невеста, и смеяться не разрешает! — крикнул вдогонку Игорь и спешно стал одеваться.
Роза Рузавина каждое воскресенье ездила на базар. Надоело это дело, да куда денешься — муж заставляет. Тот сердился на нее из за того, что работала в поле. Рыбу, пойманную в Суре, Трофим сам солил и коптил.
И сегодня Роза вернулась с Кочелая поздно ночью. Есть не стала — за столом пересчитывала вырученные деньги. Не спохватилась даже, как через порог перешагнул Миколь Нарваткин.
— Ой, а я это… Не успела даже… — Роза от растерянности не знала, куда деть руки. Будто пойманная при воровстве, торопливо спрятала деньги в платок, сорванный с головы, и юркнула в переднюю. Вскоре оттуда раздался голосок, похожий на воркование голубя: — Давненько, Миколь Никитич, не заходил к нам.
— Некогда, красавица, — прижавшись спиной к ступенькам печки, кокетливо ответил гость.
— Сейчас ты уже бригадир, начальник моего Трофима…
— А-а, вон в чем дело… — засверкали у Миколя золотые зубы. — Хочу спросить тебя, почему твой муж не выходит на стройку?
— Он, Миколь Никитич, твой друг, сам его и спроси, — ответила женщина заигрывающим голосом. — Моему мужу ничего не надо. Есть у нас, говорит, кот и хватит. У Трофима знаешь характер, вместе сидели…
Миколь повесил картуз на лосиные рога, прибитые к стене, прошел вперед.
— Старое вспоминаешь, Роза, былое, наболевшее. Каждый год — пятьдесят длинных недель. За всю жизнь, — он неспеша связывал свои слова в один узел, — нас не тюрьмой измеряют, а делами. Возможно, и это о многом говорит, только человек не тополь, шумящий листвою за окном, — он меняет места. А они — его характер.