Перепелка — птица полевая
Шрифт:
С сильными морозами, как из-под жернова сыплющейся мукой, завьюжили метели. Словно не поземка несла их, а тысячи чертей накинулись. У-ув-авв-увв! — стонало-причитало вокруг, все живое пугало.
Съежилась и Вармазейка. Где тут по улице гулять — дети из домов не выходили. Выйдешь — без носа останешься, заморозишь.
Сергей с Валерой третий день не учились — школу закрыли. Сидят парнишки на печи и играют в бобы. Этими бобами бабушка гадает, раньше
Где детские игры — там и драки. Сергей схватил горсть бобов и сразу же в лоб брату. Старший тоже не остался без сдачи — по уху младшего шлепнул. Вышла из передней мать, взяла веник и давай их лупить. Не зашла бы бабка, такой рёв начался — хоть из дома убегай.
Только зашла она, и сразу же к внукам:
— Вы почему на улицу не идете? Там хоть босиком бегай…
Подошла к иконам, зажгла свечу, встала на колени и начала молиться. Помолилась и тихо произнесла, словно уверяя кого-то:
— Кто сказал, что Инешкепаза нет? Он всегда с нами, грешными… Быстрее бегите к центру села!
Парнишки обули валенки, одели шубенки и вышли на крыльцо. В синем небе ребенком улыбалось солнце, похожее на желтое решето. Улыбалось, словно его кто-то щедро угостил масляными блинами. Только сугробы говорили, что зима еще только в самой середине: они приподняли плечи, как ворохи зерна, и — арк-ёрк! — скрипели зубами. Почувствовали, что силы слабеют!
К крыльцу вышла и бабка. Осмотрела развешенное на веревке белье и с теплотой сказала детям:
— Не колокол, внучата, привезли с Нижнего — весну возвратили! Скоро поднимать будут…
Парнишки заспешили туда, где шестеро русских с Урклея построили церковь. Она деревянная, покрашена голубой краской, окна — темные, с железными решетками.
Полсела собралось около церкви — между людьми и палец не просунешь. Некоторые пришли помогать, а другие, как Сергей с Валерой — смотреть. Ребята не удержались, подлезли ближе к колоколу и удивились: его охватом двух рук не измеришь. И высота почти со столб! Вот это ко-ло — кол!
— Вы, дети, под ногами не мешайте, отойдите в сторону. Друзья, в сто-рону отойдите, в сто-рону! — разгонял ротозеев председатель сельского Совета Куторкин. Сам дядя Сёма хлопал варежками. Варежки большие, из бычьего меха.
Среди всех стояли Вечканов с Борисовым, главой администрации района. Они беседовали о каком-то собрании, которое, видимо, хотели провести вечером.
Ребята залезли на крыльцо соседнего дома, откуда все видно, но здесь столкнулись с дедом.
— Не замерзнете, внучата? — спросил тот.
— Не замерзнем, — за себя и за братишку ответил Сергей. Сам рукавом
Пригнали кран. Эту длинную, с толстым тросом машину ребята видели и в прошлое лето, когда в Бычьем овраге на дне пруда стелили плиты. Си-ильная она, на четырех колесах!
Бодонь Илько, водитель, во весь рот улыбался. Такую машину ему дали — что даже позавидуешь!
— Он что, самосвал снова оставил? — обратился Сергей к Валере.
— Почему оставил? Этот кран он пригнал с Кочелая на один день. Вот колокол поднимет, потом снова отгонит.
— Дядя Миколь что наверху делает?
— Закрепить колокол, видать, хочет, — ответил Валера и притих. Что другое скажешь — сам впервые видит такое.
Миколь высунул наружу голову — шапка большекрылой вороной полетела вниз.
Внизу кричали:
— Держись, Микитич, так и сам свалишься!
— Смотри, на небе не оставайся!
— Инешке там не виден?..
Нарваткин, улыбаясь, смотрел вниз и сам не выдержал, засмеялся:
— Здесь меня доброе слово батюшки сохранит. Не ошибся, отец Гавриил?
Кочелаевский рыжий священник, который беседовал с настоятелем вармазейской церкви, подошел к крану, прошептал что-то Бодонь Илько, а тот словно всю жизнь этого ждал.
Кран заработал, и перевернутой большой рюмкой медный колокол поднялся над головами. Не колокол плыл по воздуху — большое солнце!
Миколь Нарваткин схватил его двумя руками, стал тянуть в колокольню, да сил не хватало. И он крикнул вниз:
— Помощники нужны!
Витя Пичинкин и Игорь Буйнов хотели пройти к лестнице, которая вела наверх, но батюшка Вадим встал перед ними и сказал:
— Сначала, антихристы, помолитесь на коленях. В святой храм без благословения не пущу!
Игорь вернулся на свое место, Пичинкин не стал высомерничать — упал на колени около занесенного снегом крыльца и перекрестился.
— Пусть Верепаз всегда с тобой будет! — сказал батюшка и открыл церковь.
Долго Миколь с Витей возились около колокола. Наконец-то он был закреплен на колокольне, и Пичинки слез.
Куторкин не выдержал и крикнул:
— Как там, Миколь Никитич, скоро начнешь?!
Нарваткин вновь высунул голову и ответил:
— Слушайте, друзья! У кого есть грехи, тот пусть уходит.
Казань Эмель беседовал с внуками и этих слов не слышал. И здесь он вспомнил…
— Ой, ребятки, я совсем без памяти! — затряслись у него ноги.
— Что случилось, дед? — удивился Валера.
— Как что, перед уходом затопил печку, воду хотел погреть и совсем про это забыл… Как бы пожара не было! — И побежал к конюшне.
Нарваткин, видя это, произнес:
— Во-он, один уже «отпустил» свои гре-хи!..