Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

Чайковский Петр Ильич

Мне крайне неприятно, что Вы так часто недомогаете. Как я жалел в последнее время, что Вас здесь нет! Погода стояла изумительная, и тепло, как летом. Не думаю, чтобы в Вене было так же хорошо, как здесь. Сегодня хотя очень тепло, но льет дождь. Я покончил сегодня все, что предполагал сделать. Теперь у меня готовы первое и второе действия вполне, а также обе первые картины остальных двух действий. Все самое трудное уже сделано. Надеюсь, что в Париже справлюсь с остальными недоделанными частями и что отправлюсь в Россию с утешительным сознанием не даром проведенного времени.

Я получил ответное письмо от Стасова . Оно настолько. характерно, что я посылаю его Вам, милый друг. Замечательно то, что Стасов высказывает ко мне большую симпатию. Между тем, в статьях

своих он по большей части относится ко мне весьма несочувственно. Если Вы читали его корреспонденции из Парижа, то, вероятно, помните прелестный и наделавший в Петербурге не мало шума эпизод о будто бы моем “золотушном и дрянном” подражании Шопену, исполненном Н. Г. Руб[инштейном] в Париже, тогда как ато был знаменитый Des-dur-ный ноктюрн Шопена . Любопытна также та преувеличенность, с которой он характеризует Н[иколая] Гр[игорьевича]. Всего более в письме этом меня рассердило, что даже как пианиста он старается унизить предмет своей ненависти. С другой стороны, я усмотрел из письма его, что в. Петербурге никто не знает о недоразумении, в последнее время отдалившем меня.от Руб[инштейна]. Там по-прежнему думают, что мы близкие друзья, тогда как, в сущности, мы никогда не были очень тесно дружны. Я очень боялся, чтобы не разглашали, что я ушел от деспотизма Н[иколая] Григорьевича].

До свиданья, милый друг.

П. Чайковский.

19. Мекк - Чайковскому

Париж,

2 февраля 1879 г.

Милый, бесценный друг! Только что приехала, голова так расстроена, что я не могу наклониться над столом, чтобы писать Вам, а пишу стоя, держа бумагу в уровень с головою, и потому карандашом. Простите тысячу раз, мой дорогой, что не догадалась послать в Clarens lettre chargee, но так как я предполагала, что мы оба соберемся 1 февраля в Париже, то я пришлю Вам через Ивана Васильева, но очень глупо рассудила. Посылаю Вам тысячу франков, потому что у меня сейчас нет мелких.

Я уехала из Вены полубольная и к тому еще устала страшно. Для меня квартира нанята около Champs Elysees в Avenue du Roi de Rome, но еще не совсем устроена, потому я приехала в Hotel. Для Вас же, дорогой мой друг, у меня есть в виду две квартиры, которые я сегодня же осмотрю и решу, которую взять, только я боюсь, что Вы не будете довольны местом, но, по-моему, и для прогулки и для воздуха это очень хорошее место. Да я и не сказала, что это в наших же местах; большая часть квартир все около Arc de l'Etoile, Champs Elysees.

До скорого свидания, милый друг мой, приезжайте скорее и, пожалуйста, телеграфируйте мне о дне Вашего приезда. Квартира будет готова, и Пахульский приедет Вас встретить и проводить. Писать больше не могу. Всем сердцем Ваша

Н. ф.-Мекк.

20. Чайковский - Мекк

Clarens,

2/15 февраля 1879 г.

Благодарю Вас тысячу раз, мой милый друг, за телеграмму, которую я получил от Вас сегодня утром. Хотя в моем невольном сидении здесь нет ничего особенно неприятного, но мне все-таки досадно на свою беспечность. К тому же, мне очень совестно, что Вы принимаете на себя заботу о приискании мне помещения. Мне жаль также, что не пришлось приехать в Париж в одно время с Вами. Полагаю, что деньги я получу завтра и в таком случае в воскресенье я могу выехать. Если же по случаю воскресенья, которое здесь празднуется до того, что даже почта не доставляется, деньги придут лишь в понедельник, то вряд ли ранее вторника можно будет выехать. Во всяком случае, я извещу Вас согласно Вашему желанию телеграммой. При сем случае еще раз прошу извинения за лишние хлопоты, которые я причинил Вам, и благодарю за квартиру. Разумеется, приехать на отысканную квартиру будет для меня в высшей степени удобно и приятно, но я боюсь, мой добрый друг, что Вы прикажете приготовить мне столь же роскошное помещение, как во Флоренции, тогда как я могу быть вполне доволен гораздо меньшим и менее роскошно обставленным

помещением.

В заключение скажу, что мне все-таки досадно, что все это так случилось. Сейчас я прочел в “Figaro” программу концерта Pasdeloup. Жаль, что мне не придется на нем быть. Интересно знать, как французы отнесутся к “Камаринской” Глинки.

Погода здесь испортилась, и бесконечный дождь внушает тоскливое чувство. Стало опять зимой пахнуть. Занятия мои идут своим порядком. Я кончил еще в понедельник все, что предполагал сделать здесь в Clarens. Теперь пошел дальше и написал большой коронационный марш, которым начинается вторая картина третьего акта. Я решился не отрываться от этой работы и постараться окончить в Париже всю оперу. Это не будет особенно трудно, так как мне, в сущности, осталось не особенно много, т. е. всего недели на три работы. Я было хотел в Париже отдыхать и заняться инструментовкой сюиты, но теперь изменил намерение. То утомление, которое я чувствовал на прошлой неделе, прошло, и рвения опять вполне достаточно, чтобы с успехом кончить труд. Зато как мне приятно и легко будет на душе, когда я поеду в Россию с готовыми эскизами оперы. Ведь инструментовка-дело второстепенное и легкое. Бог знает, буду ли я в России в таких благоприятных условиях для сочинения, как здесь. Нужно ими воспользоваться.

Как хорошо, что известия из России стали утешительнее! И мир заключен, и чума, по-видимому, перестала угрожать своим распространением. Из Москвы мне решительно никто и ничего не пишет. Очень радуюсь, что благодаря Вам буду опять читать “Моск[овские] вед[омости]”. Любопытно знать, какой успех имел Саразате в Москве.

В Grand Opera теперь часто дают “Фрейшюца”, и я заранее предвкушаю наслаждение услышать эту чудную оперу. Как было бы хорошо, если б дали “Lе гоi de Lahore”.

До свиданья, дорогой друг.

Ваш П. Чайковский.

21. Чайковский - Мекк

Clarens,

4/16 февраля 1879 г.

Благодарю Вас, милый, добрый друг, за деньги и письмо. Как мне больно было читать, что, отвечая мне, Вы так сильно страдали головною болью. Я знаю по опыту, до чего мучительно это состояние, и потому я донельзя тронут тем, что Вы, несмотря на боль, все-таки написали мне целое письмо! Боже .мой, до чего Вы добры!

Вы изъявляете предположение, что мне может не понравиться местность, в которой я буду жить? Во-первых, мне уже то в высшей степени приятно, что это будет близко от Вас, а во-вторых, чем дальше от центра города, чем ближе к парку и к лесу, тем лучше.

Я телеграфировал Вам сегодня, прося Вас дать мне знать адрес моего будущего жилища. Дело в том, что существует только один прямой поезд отсюда в Париж. Он выходит отсюда в три часа дня и в пять часов утра приходит в Париж, при этом от Лозанны до Парижа, идет вагон без пересадки. Можно, впрочем, оставшись в Дижоне на три часа, попасть на другой поезд, который приезжает в Париж в одиннадцать часов утра. Но признаюсь, что мне очень не хотелось бы ночью три часа сидеть на станции. Вот почему я полагаю ехать в Париж безостановочно, а так как совершенно невозможно, чтобы в пять часов ночи Пахульский приехал меня встретить, то я и решился беспокоить Вас просьбой о телеграмме.

Представьте, милый друг, что, уезжая отсюда, я повергаю в большое горе мою хозяйку и прислугу. Дело в том, что во всю зиму я был единственным жильцом, и им ужасно скучно, когда никого нет и нечего делать. Кроме того, вообще мы, т. е. я и моя хозяйка, симпатизируем друг другу. Она в высшей степени добрый, милый и внимательный человек, а так как я жилец не требовательный и никогда никаких неудовольствий не изъявлял, то она очень довольна мной, и сегодня в разговоре со мной, говоря о моем предстоящем отъезде, она прослезилась. Не могу Вам передать, до чего это меня тронуло. Дело в том, что они-люди очень достаточные и оплакивают не те маленькие деньги, которые я им платил, а самого меня. Я уеду отсюда с самыми приятными воспоминаниями. Тем не менее очень рад, что скоро буду в Париже и вблизи Вас.