Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Не писал ли Вам кто-нибудь из Москвы о том, как шел “Е[вгений] Онегин”? Я ничего не знаю кроме того, что было напечатано в “Голосе”.
9. Мекк - Чайковскому
Вена,
15 января 1879 г.
1/2 9-го часа утра.
Как я рада, мой милый, бесценный друг, что Вы и сами непрочь приехать в Париж, а то я также боялась, чтоб это не было с Вашей стороны только баловством для меня, а быть балованною хотя и очень приятно, но ведь надо и честь знать....
Я была на днях во втором концерте квартета Беккера. Играли очень красивый квартет Rauchenecker'a и виолончельную сонату А. Рубинштейна. Играли ее виолончелист из квартета, имя его не помню, должно быть, венгерец, и какая-то М-mе Франк. Оба они играли посредственно. Эта соната очень милая,
Теперь я играю с большим удовольствием и между прочими сочинениями разных авторов и симфонию Goldmarck'a “Landliche Hochzeit”, которую играли в Петербурге и о которой говорил в своей рецензии Ларош. Мне ужасно нравится этот автор (Goldmarck) и эта симфония, и я совсем не согласна с одним замечанием Лароша о ней, что музыка одного номера, именно, “Im Garten”, слишком мечтательна, поэтична для мужицкой свадьбы,-то, во-первых, неужели музыка, которая изображает крестьянскую свадьбу, должна быть вульгарна и тривиальна, как она есть в действительности? Художник, хотя бы и реалист, но. поэт-реалист, всегда и все передает изящно и грациозно. Я нахожу, что характер наивности сохранен отлично, а тривиальности и быть не должно. Это что касается общего характера. Теперь, говоря о частности, на которую указывает г. Ларош, находя ее слишком мечтательною для сюжета, я смотрю на это так: каждый композитор, который изображает в своей симфонии какую-нибудь картину, имеет полное право передать слушателю и свое собственное впечатление, ощущение при виде ее. Так я понимаю эту тему в “Океане” Рубинштейна.
Ведь это не океан, а чувство человека при виде этого бесконечного пространства, этих неумолкаемых волн, этой неизмеримой глубины, в которой так легко и безвозвратно можно схоронить всякое горе, всю тоску разбитой жизни, обманутых верований, невозможного счастья... В атом мотиве такая же глубокая тоска, как пучина в океане, горе так же безысходно, как его волны, но это человеческое чувство - собственность автора. Так я понимаю и поэтическую задумчивость у Гольдмарка при виде картины, которую он рисует перед слушателем: много, много дум могут пройти в голове человека при этом виде. Эта симфония мне так нравится, что я посылаю ее Вам, мой дорогой. Она в четыре руки, но ведь для Вас это ничего не значит, когда Вы целые партитуры играете на фортепиано a livre ouvert [с листа]. Еще посылаю Вам мелкие пьесы Grieg'a; он умно пишет, хотя натянуто. Также посылаю “Die Konigin von Saba” Гольдмарка и “Carnaval in Paris” Svendsen'a, также игранную в Петербурге в симфоническом собрании. Все эти сочинения я прошу Вас, милый друг мой, не присылать мне назад, потому что у меня есть вторые экземпляры.
Очень, очень Вам благодарна, мой бесценный, за сообщение мне сценариума Вашей оперы. Но, боже мой, как у Вас кипит работа-это поразительно! А только я все-таки и за свое детище-племянницу-хочу у Вас похлопотать, друг мой; не покидайте нашу сюиту, а то уж я начинаю Вас ревновать к опере,-а ведь сюита должна быть очень хороша! До свидания, милый, драгоценный мой. Всем сердцем Ваша
Н. ф.-Мекк.
10. Чайковский - Мекк
Clarens,
15/27 января 1879 г.
Ровно месяц тому назад в этот день Вы уехали из Флореции, милый и дорогой друг! Милая вилла Bonciani! . Очень часто я переношусь мысленно в эти уютные комнаты, где мне чувствовалось так хорошо и покойно!
Получил сегодня письмо Ваше. Вы спрашиваете, друг мой, не лучше ли было бы заказать либретто в России? Во-первых, два действия у меня уже вполне готовы, а остальные два намечены и обдуманы. Во-вторых, я не знаю ни одного человека, которому я бы
“Сборник военных рассказе в” я не прочитал, а проглотил. Правда, что зато я три ночи сряду ложился очень поздно. Нечего и говорить, до какой степени в них много самого жгучего, но зато и болезненно -действующего на душу и сердце интереса. Когда читаешь про столько вынесенных мук и когда вспомнишь, какие ничтожные результаты достигнуты ценою их, делается грустно, обидно и больно. Мало того, война эта теперь кажется какой-то донкихотскою нелепостью, ибо что бы ни говорили патриотические и шовинистские газеты, а главный результат все-таки не достигнут, ибо Болгария все-таки не вполне свободна. Вы и я были счастливы в том отношении, что никого не потеряли на войне из близких. Но я часто думаю: а что если бы брат Анатолий был не товарищем прокурора, а штабс-капитаном какого-нибудь армейского полка и был бы на войне убит и, вдобавок, изрезан в куски башибузуками? Как бы я тогда рассуждал о целесообразности войны, последним результатом которой-унижение России, падение ее кредита и кичливое торжество Биконсфильда? Нет, война-ужасное дело!
Я сегодня начал отдыхать. Два действия оперы кончены. Вчера вечером я сыграл все второе действие сполна и имел нескромность восхищаться произведением своей музы. Это, разумеется, еще ничего не доказывает. Кто знает, может быть, это самое второе действие через два-три года будет вызывать на мои щеки краску стыда! Со мной это бывало! Но как бы то ни было, а я остался собой очень доволен, но, как это всегда бывает со мной, стал думать о том, сколько еще предстоит труда, сколько хлопот и стараний, чтобы добиться постановки (опера, не поставленная на сцене, не имеет никакого смысла), сколько мук и разочарований на репетициях от неимения подходящих артистов, упорной тупости дирекции театров и т. д. и т. д. Вследствие всех этих страхов и беспокойств сильнейшим образом расстроил себе нервы и провел плохую ночь . Сегодня утром проиграл вполне первое действие и тоже остался доволен, но так как утро меньше ночи имеет свойство внушать грустные мысли, то расположение духа самое приятное, и большая охота ревностно продолжать начатое.
Завтра я хочу подготовить себе материал, т. е. написать текст первой сцены третьего акта (капитальной по своему значению), в среду уехать в Женеву, быть там в концерте (мне говорили, что симфонические концерты бывают по средам), в четверг вернуться и снова приняться за работу.
Мне будет очень приятно, милый друг, если Вы напишете мне, когда думаете выехать из Вены. Вероятно, и я соберусь в Париж в одно время с Вами.
Вероятно, из Женевы я напишу Вам.
Будьте здоровы, мой милый, добрый друг.
Ваш П. Чайковский.
Милочке передайте, пожалуйста, приветствие. Что делает Пахульский?
11. Мекк - Чайковскому
Вена,
17 января 1879 г.
Вчера получила Ваше. письмо, дорогой друг мой, в котором Вы спрашиваете меня, не имею ли я из Москвы известий о “Евгении Онегине”- то из Москвы я не имею никаких, а вчера прочла в фельетоне “Голоса”, что он совсем не шел, и объясняются причины этому; то я и спешу послать Вам этот фельетон, милый друг мой,-быть может, Вы еще его не читали. Вы увидите в нем заступничество за Н. Г. Рубинштейна, и меня очень радует, когда я слышу голоса за него....