Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
11 апреля.
Каждую минуту ко мне приходят то техник, то бухгалтер, то юрист из членов той комиссии, которую Володя мне оставил, у всех их есть или вопросы или сообщения мне сделать. Недобросовестность графа Сципио все ярче и ярче выступает с каждым днем. Мы окончательно решили сдать сахарный завод в аренду. Это дело также надо строго обдумать. Охотников взять в аренду очень много. Как только заслышали, так и посыпались, но я очень боюсь в чем-нибудь ошибиться, так как аренда будет очень надолго, от десяти до двенадцати лет. Поэтому я опять обращаюсь к Вашей дружбе, дорогой мой Петр Ильич, не откажите показать Льву Васильевичу условия аренды, которые я состряпала сама одна, и скажите ему, пожалуйста, что я ему низко кланяюсь и усердно прошу пробежать эти условия и сказать об них свое мнение....
Пахульский
Поздравляю Вас, милый, добрый друг, с наступающим торжественным праздником. Желаю Вам от души провести его в полном спокойствии, здоровье и удовольствиях. Прошу Вас также поздравить от меня Александру Ильинишну и Льва Васильевича с праздником, и пожелать им всего самого лучшего. Что это бедная Александра Ильинишна все хворает и хворает, пошли ей бог скорейшего выздоровления. До свидания, мой бесценный друг. Всею душою всегда Вас безгранично любящая
Н. ф.-Мекк.
351. Чайковский - Мекк
С.-Петербург,
18 апреля 1881 г.
Милый, дорогой друг! Едва ли не более недели уже прошло с тех пор, как я в последний раз писал Вам. Уж если я даже Вам так долго не посылал о себе известий, то это признак глубоко возмущенного состояния духа, в коем я действительно и обретаюсь. Положение дел все то же: грустное и неопределенное. Сестра лежит все еще в постели, и выздоровление ее не может наступить скоро. Кроме главной болезни (камня в печени и разлития желчи) она страдает периодическими повторениями громадных нарывов на животе. Два раза ее оперировали с хлороформом. Врачи посылают ее в Карлсбад и говорят, что это единственное средство излечения. Но как тронуться в путь, когда она так слаба, что не может даже сидеть? Затем представляется вопрос: как и с кем ей ехать? Лев Васильевич, вызванный сюда по телеграмме, оставил все хозяйство в такую горячую пору, не успев никому дать определенной инструкции, как действовать в случае его продолжительного отсутствия; да без него и не может оно идти как следует. Следовательно, ради общей пользы ему нужно как можно скорее ехать в Каменку. Сопровождать сестру придется одному из нас, братьев, и требуется разрешить, кому именно. Модест связан Колей, Анатолий службой, я один свободен, но зато не гожусь быть покровителем для больной, ибо сам нахожусь, вследствие всего испытанного мною в течение последних месяцев, в состоянии далеко не нормальном. Таким образом, мы все еще не можем прийти ни к какому положительному решению и ждем, чтобы, по крайней мере, определилось в более прочных и верных признаках выздоровление сестры.
Уверяю Вас, дорогой друг мой, что давно уже я не был так расстроен и жалок, как теперь. Кроме семейных огорчений и тревог, куда ни взглянешь-везде мрак, уныние, горе.
О московских музыкальных делах я не могу думать без слез; чем дальше, тем больше и живее чувствуется вся невознаградимость утраты, понесенной нами. Про Вас и Ваши дела я тоже постоянно помышляю с болью сердца. Кроме того, так долго не имея об Вас известий, я беспокоюсь и грущу. Впрочем, я сам виноват. Вероятно, я оттого так долго не получаю от Вас писем, что Вы не знаете наверное, где я нахожусь.
Возвращаюсь к моим семейным делам. Претендент на руку племянницы Тани, Трубецкой, находится здесь. Он вышел в отставку и перешел на гражданскую службу пока еще с ничтожным жалованьем. Отец его умер, оставив дела в невыразимом расстройстве. Оказывается, что у него нет ничего, кроме неопределенных надежд на будущее. Между тем, взаимная любовь наших молодых людей после годового испытания оказалась твердой и прочной. Очевидно, нужно сделать все, чтобы ускорить их соединение, и Лев Васильевич, кажется, решается дать свое согласие на брак. Завтра Таня будет объявлена, вероятно, невестой. Это было бы очень радостно, если бы всех нас не тревожила мысль об угрожающей им бедности. Представьте себе, друг мой, что у Трубецкого нет ничего, кроме шестисот рублей жалования,
Если бы Вы знали, дорогая моя, до чего мне здесь тяжело, убийственно грустно и тошно жить. Меня манит деревня, зелень, солнце,-и между тем я все еще не смею надеяться, что скоро попаду в Каменку. Однако же весьма вероятно, что в скором времени я уже не буду иметь сил совладать с собою, и окажется просто необходимым, чтобы я уехал.
Милый друг! Сегодня я буду телеграфировать Вам и просить известий о Вас. Что касается писем, то прошу Вас не давать себе труда писать мне до тех пор, пока не разрешится моя участь и пока я не извещу Вас о том, куда еду: в Каменку или за границу с сестрой.
Простите небрежность писания.
Безгранично Вас любящий
П. Чайковский.
352. Мекк - Чайковскому
Браилов,
22 апреля 1881 г.
Вчера получила телеграмму Вашу, мой милый, несравненный друг, и мне очень совестно,что я доставила Вам беспокойство, но я не писала в Петербург потому, что не знала, сколько времени Вы там пробудете, и считала вернее написать Вам в Каменку и туда послала длинное письмо с просьбою о своих делах.
Судьба не перестает быть жестокою ко мне. Вчера получила очень горькое для меня известие о смерти единственной сестры моей . Вы, кажется, знаете, милый друг мой, что мы с нею давно унте перестали видеться вследствие разных столкновений, но тем не менее эта смерть глубоко огорчила меня, тем более, что она явилась совсем неожиданно. Я ничего не слыхала даже, чтобы она была нездорова, и вдруг вчера несколько телеграмм о смерти. Это очень тяжело.
Мне необходимо съездить в Москву по моим делам, но ужасно не хочется. У меня там столько неприятного теперь, что дрожь пробегает по телу, когда я думаю об этой поездке, а все-таки придется ехать, хотя и здесь очень боюсь оставить без себя.
Приемка сахарного завода сделана, но директор еще не уехал. Я бы очень хотела скорее избавиться от него....
Пишу Вам немного, дорогой мой, потому что думаю, что письмо мое не застанет Вас уже в Петербурге и пропадет.
Как здоровье Александры Ильинишны? Поправляется ли она? Поедет ли за границу Татьяна Ильинишна? [Описка. Следует: Львовна] До свидания, мой милый, бесценный друг. Я бы очень хотела, чтобы Вы скорее приехали в Каменку. Будьте здоровы и веселы. Всем сердцем безмерно Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
253. Чайковский - Мекк
Каменка,
29 апреля 1881 г.
Наконец я в Каменке! Вот как это случилось. Я, кажется, писал Вам, дорогой, милый друг мой, о том, что в конце святой недели в Петербург явился Трубецкой (претендент на руку Тани) и возобновил свое сватовство. После некоторых довольно тяжелых колебаний дело разрешилось помолвкой, состоявшейся на Фоминой неделе. На Таню это имело превосходное влияние: она сделалась здорова, весела, счастлива. Но на бедной сестре моей вся эта суета отозвалась новыми ужасными припадками и столь сильными болями в печени, что она кричала и просила убить еe!!! He буду описывать Вам всех ужасных тревог и нравственных страданий, которые нам всем пришлось испытать. Когда ей стало лучше, она начала так сильно тосковать о детях, оставшихся в Каменке, что проектированная поездка в Карлсбад отменена. Доктора советуют при первой возможности отвезти ее в Каменку и уже потом, если хватит силы, за границу. А покамест она непременно желала, чтобы я поспешил в Каменку к детям, которые тоскуют, скучают и хотят, чтобы я хоть отчасти заменил им отсутствующих родителей. Я тотчас же собрался, остановился сутки в Москве (где мне пришлось с большим усилием, но самым решительным образом отклонить энергические требования дирекции Муз[ыкального] общ[ества] о принятии места директора) и сегодня утром приехал сюда. Нельзя выразить никакими словами радость, которую мой приезд доставил детям. Целый день я провел с ними, очень устал и имею силы лишь вкратце известить Вас обо всем происшедшем.