Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Я предполагаю выехать отсюда четырнадцатого в Москву и так прошу Вас рассчитывать Ваши письма, милый друг мой. После четырнадцатого прошу адресовать в Москву до 10 июня. Мне, вероятно, придется пробыть столько времени в Москве и во всех разъездах.
Будьте здоровы, дорогой мой. Пошли господь успокоение Вашей расстроенной душе, да снизойдет на Вас вдохновение, мечты и наслаждение. Всем сердцем горячо Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
356. Чайковский - Мекк
Каменка,
8 мая 1881 г.
Мы получили утешительные известия из Петербурга. Сестре гораздо лучше, и скоро она в состоянии будет предпринять поездку в Каменку.
Был обрадован бесконечно Вашим письмом, дорогая моя. Но меня беспокоит продолжающееся
Господи, чего бы я ни дал, чтобы Вы могли успокоиться, насладиться сознанием, что дела Ваши в хороших, верных руках, и быть уверенной в обеспеченности детей Ваших!
Я, кажется, нашел подходящее себе занятие. При том религиозном настроении, в котором я нахожусь, мне приятно будет углубиться в русскую церковную музыку. Я начал изучать “Обиход”, т. е. коренные наши церковные напевы, и хочу попытаться гармонизировать их.
Ежедневно и горячо молю о Вас бога и надеюсь на него. Он обережет и сохранит Вас для счастия многих людей.
Ваш П. Чайковский.
357. Мекк - Чайковскому
Браилов,
12 мая 1881 г.
Вчера я получила Ваше дорогое письмо, мой милый, бесценный друг, и до крайности обрадована известием, что Александре Ильинишне лучше и что, бог даст, они скоро вернутся в Каменку. Глубоко и горячо благодарю Вас, мой несравненный друг, за Ваше бесконечно доброе участие к моим делам; всякий Ваш совет для меня невыразимо дорог, как выражение Вашей дружбы ко мне. Что касается г-на Конради, то очень вероятно, что он был бы полезен и в Браилове, если бы мог заниматься им, собственно же совета здесь не надо, потому что дело мне вполне знакомо, и ясно, что надо делать, только у меня нет людей, которые бы делали то, что надо.... Я никак не могу встретить человека неуклонно справедливого, т. е. справедливого во все стороны, во всех применениях, одинаково независимо своих мелких побуждений или расчетов. Я сама никогда не воспользуюсь ни одной ниткою чужою, но требую того же и относительно себя; не могу выносить, когда люди для того, чтобы им кланялись и восхваляли их доброту, сорят моею собственностью вправо и влево. Мне чрезвычайно бывает трудно-отказывать людям, когда дело идет о моих интересах, но я всегда и неуклонно откажу, когда дело идет о защите чужих интересов. У меня много перебывало на руках чужой собственности, и я всегда, как лев, защищала ее. И теперь не могу равнодушно слышать, когда мне говорят: “Ну, что Вам это стоит”. Для меня всегда дело ее в том, чего мне это стоит, а в справедливости. Я отдам свое последнее состояние, если справедливость этого потребует, но не хочу дать рубля, если его требуют с меня несправедливо. А мне все приходится натыкаться на людей, у которых чувство справедливости совсем не развито. Вот почему мне и для своих дел трудно найти человека.
Вот уже несколько [дней], что я все хвораю, и боюсь, чтобы это не помешало моему выезду, так как надо уже отделаться от этой поездки. А как не хочется ехать....
Как меня радует, милый друг мой, что Вы принялись опять за музыку. Дай господи, чтобы Ваша душа опять обрела свои высокие порывы, свои гениальные полеты на благо человечеству.
Моему французику Bussy'кy
Владислав Пахульский едет со мною в Москву, так как он состоит при мне в должности секретаря, то мне без него обойтись нельзя. Музыкою он занимается очень мало, и теперь уже это лежит на моей совести, потому что он постоянно занят моими делами.
Очень много мне помогает мой Сашок, но ему необходимо заниматься самому, чтобы в августе сдавать экзамен. Все мои и Влад[ислав] Альб[ертович] свидетельствуют Вам свое нижайшее почтение. Ваша музыка не сходит с пюпитров. До свидания, милый, бесценный друг.
Всем сердцем безгранично Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
Из Москвы пошлю Вам бюджетную сумму, так как оттуда удобнее посылать.
358. Чайковский - Мекк
Каменка,
1881 г. мая 10-13. Каменка.
10 мая.
Милый, дорогой друг! Сестре моей внезапно сделалось настолько лучше, что доктора решились пустить ее в деревню, имея в виду, что благодаря И. Г. фон-Дервизу она от Петербурга до самой Каменки могла проехать в своем вагоне. Сегодня и она и Лев Васильевич приехали. Сестра еще очень желта, очень слаба и худа, но, видимо, поправляется; у ней появился аппетит и возвратилась бодрость! Слава богу.
Лев Васильевич вполне одобряет проект условия на сдачу завода в аренду. Он слышал от И. Гр. Дервиза, что Владимир Карлович хотел поговорить и посоветоваться с ним о делах, и ему весьма жаль,, что свиданье это не состоялось. Он очень желал бы содействовать приведению в порядок дел Ваших и готов, если Вам этого угодно, приехать в Браилов в июне, когда Вы вернетесь из. Москвы. Не решитесь ли Вы в самом деле обратиться к его помощи? В последнем письме я указал Вам на знаменитого дельца Конради, но не лучше ли было бы еще, если б Вы вполне доверились такому человеку, как мой зять, который вследствие своего дружества ко мне уже любит, уважает Вас и искренно расположен быть Вам полезным. Не обладая столь громкой репутацией, как Конради, он однако же пользуется в здешних местах славой отличного хозяина, а что касается нравственной стороны, то, конечно, он неизмеримо выше Конради. Мне кажется, что в Вашем положении приятно иметь дело не только с знающим, но нехорошим человеком. Подумайте об этом, дорогая моя. Кто знает? Быть может, Льву Васильевичу суждено быть виновником полного поправления Ваших дел? С другой стороны, не следует забывать, что Лев Вас[ильевич] человек, крепко привязанный к месту, тогда как Конради всю жизнь проводит в разъездах. Итак, обстоятельно взвесивши все эти обстоятельства, выберите одного из этих двух людей, и да поможет Вам бог при их содействии привести дела к желанному порядку.
13 мая.
Новое бедствие! Трубецкой совершенно неожиданно оказался человеком дрянью, и Таня отказала ему. Мне тяжело теперь входить в подробности этого неожиданного разоблачения; достаточно сказать, что он явился к ней в Москве пьяным и наговорил много оскорбительных слов. Случай этот убийственно подействовал на бедную сестру, и выздоровление ее затянется надолго. Весь год этот есть бесконечная цепь всякого рода бедствий и неприятностей для всех, кто мне дорог. Я повергнут в жестокое уныние. Все противно; хочется умереть. В будущем ничего утешительного. Меня поддерживает только вера в божие милосердие и безропотное подчинение воле его.
Будьте здоровы, дорогая моя!
Ваш П. Чайковский.
359. Чайковский - Мекк
[Каменка],
15 мая 1881 г.
Дорогой друг мой! Получил сегодня драгоценное письмо Ваше. Не знаю почему, но мне показалось, что в общем тоне его несколько более бодрости и спокойствия духа, чем в предыдущих, несмотря даже на то, что предстоявшая поездка в Москву несколько пугала Вас. Поспешаю сказать Вам, что среди моих горестей мне несказанно приятно было почувствовать или, по крайней мере, вообразить себе, что у Вас как будто несколько веселее и покойнее расположение духа. Письмо Ваше напомнило мне почему-то Ваши прежние письма, и мне было так отрадно, так приятно! В последние месяцы я привык читать у Вас между строками много горечи, много страдания и утомления от огорчений и всякого рода невзгод.