Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Вчера я испытал большое треволнение. Сюда, в Каменку, на станцию пешком явился молодой человек в рубище, истомленный болезнью и голодом, отказавшийся назвать себя, но требовавший меня. Оказалось, что это мой протеже Ткаченко, тот, который хотел лишить себя жизни и которого я поместил в консерваторию. Оказалось, что этот странный, близкий к сумасшествию человек, несмотря на благополучно выдержанный экзамен, решил, что он эксплуатирует меня, и, мучимый этой мыслью, целое лето предавался пьянству, отравлению себя посредством разных кислот и, наконец, побуждаемый желанием меня видеть и затем умереть, дотащился сюда пешком!!! Хорошая, но больная натура. Я успокоил его, приласкал, и теперь он уже уехал в Москву, где я устроил ему спокойную жизнь на целый год.
Будьте здоровы, дорогая моя! Ради бога, не тоскуйте и надейтесь на бога, который поможет Вам!
Ваш П. Ч.
389.
Москва,
14 августа 1881 г.
Дорогой, бесценный, хороший друг мой! Как я давно Вам не писала! Теперь пользуюсь наступившим облегчением, чтобы сказать Вам хоть несколько слов. Вы можете видеть по почерку, что я почти разучилась писать; рука дрожит, голова в тумане, но все же я теперь вижу свет божий, а то две недели я с ума сходила от головной боли: Но Вы совершенно угадали, мой милый друг, что дела не оставляли меня ни на минут у, и это, конечно, в значительной степени поддерживало головную боль.
Слава богу, что Александре Ильинишне лучше. Я думаю, если бы она имела терпение три года сряду ездить в Карлсбад, она бы совсем излечилась от своего недуга.
Прошу Вас, дорогой мой, еще раз передать Льву Васильевичу мою глубочайшую благодарность за его желание помочь мне в моих делах. Искренно извиняюсь перед ним, что так докучливо приставала к нему с своими просьбами. Но что мне делать, бедному человеку, когда я вижу, что такое превосходное имение, как Браилов, должно совсем пропасть, потому что у меня нет человека, которому бы я могла поручить его, и Лев Васильевич был моею единственною мечтою, хотя я ни единой минуты не переставала сознавать вполне ясно, что он не может бросить интересов близких ему людей, что он не такой человек, чтобы это сделать, но в минуты отчаяния я опять простирала руки к нему. Теперь дело с Браиловом стоит так: у меня торгует его князь Горчаков, сын канцлера, дает цену ничтожную-один миллион четыреста тысяч рублей, но я соглашаюсь на нее. Но он торгуется еще из-за разных мелочей, что мне в высшей степени неприятно, чтобы, получая так дешево такое превосходное имение и к тому же сахарный завод, в котором он получает тысяч на триста заготовленных материалов к сахарному производству, т. е. свекловица почти вся уже оплачена, дров очень много заготовлено, химические и всякий другие материалы заготовлены и оплачены, по экономии через месяц получает годовой доход, и при всем этом старается вытянуть каждую мелочь. Мне непонятны и не симпатичны такие свойства. В настоящее время я .послала Володю в Киев кончать это дело с князем Горчаковым. Желание Ваше, дорогой мой друг, насчет моей поездки за границу, вероятно, осуществится, если я буду жива, потому что я все готовлю к тому, чтобы выехать 1 сентября. Доктора посылают моего Сашонка купаться в южных морях, так вот мы с ним также собираемся в Биарриц, а оттуда я мечтаю переехать на Viale dei Colli, на милую виллу Оппенгейм на всю зиму, если будет возможно. Мои дела, благодарю бога, настолько поправились, что я теперь опять могу подумать о своем здоровье и пользоваться лучшим климатом.
Завтра Коля и Сашок едут в Петербург: Коля держать .переэкзаменовку, а Сашок все экзамены; что-то бог даст ему, занимается он очень усердно. К 1 сентября и младших отошлю в Петербург, а Сашок и Коля вернутся сюда....
Благодарю Вас очень, мой дорогой, за указание мне Вашей Струнной серенады. Она у меня уже была, и я до болезни один раз пробовала.ее с Debussy, но так как она очень трудна, то я еще ничего не поняла, а потом заболела. Теперь еще не могу играть, но как только поправлюсь, примусь за нее самым тщательным образом. До свидания, мой милый, несравненный Друг. Беспредельно, горячо Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
390. Чайковский - Мекк
[Каменка]
19 августа [1881 г.]
Милый, дорогой друг! Величайшую радость доставило мне письмо Ваше, полученное мною вчера. А я начинал серьезно беспокоиться о Вас и решился послать телеграмму на имя Влад[ислава] Альберт[овича] с целью узнать о состоянии Вашего здоровья как раз в минуту, когда принесли письмо Ваше. Радуюсь, что Вы лучше себя чувствуете, радуюсь, что дела Ваши поправляются, безмерно радуюсь также Вашей поездке за границу. Мне кажется, что после всех перенесенных Вами беспокойств и треволнений несколько месяцев тихой, покойной жизни на Viale dei Colli будут весьма благодетельным отдыхом для усталой души Вашей. Одно меня только немножко огорчает, это то, что с Браиловом Вам приходится расстаться, а также то, что Вы так дешево его продаете. Я все мечтал, что уж если суждено Вам лишиться этого чудного имения, то, по крайней мере, ценою нескольких миллионов. Удивляюсь чрезмерно, что не нашлось покупщика
Вчера я был приятно изумлен приездом брата Модеста. Он явился, чтобы сказать мне, что г. Конради отпускает его с Колей на зиму за границу. Они будут жить в Риме, и Модест очень уговаривает меня поселиться с ним вместе. Быть может, я так и сделаю.
Я полагаю, дорогой друг мой, что ввиду вероятной продажи Браилова мне уж не подобает отправляться, как я предполагал это сделать, в Симаки. С той минуты, как Браилов перестанет быть Вашим, хотя бы Вы и были так добры, чтобы выговорить для меня право прожить там несколько недель, вся прелесть бывших Ваших имений для меня исчезнет. По всей вероятности, в случае продажи Браилова я проведу с Алешей сентябрь частию в Каменке, частию у Модеста в Екатеринославской губернии. У меня есть план поездки в Москву и Петербург на одну неделю в конце августа. В Москве мне нужны личные объяснения с Юргенсоном по поводу издания Бортнянского, а в Петербурге с Направником по поводу “Орлеанской девы”.
Вы пишете, друг мой, что Коля и Саша приедут к Вам 1 сентября. Значит и Коля едет с Вами за границу? Вероятно, дней через десять сестра моя возвратится из Карлсбада.
Потрудитесь, дорогая моя, уведомить меня, когда именно Вы уезжаете и как мне поступить относительно Симаков. Безгранично преданный Вам
П. Чайковский.
391. Мекк - Чайковскому
[Москва]
21 августа 1881 г.
Милый, безгранично любимый друг! Как мне жаль и как мне совестно сообщать Вам, что Браилов я продала, а следовательно, и счастье иметь Вас своим гостем для меня более невозможно. Я пережила ужасно тяжелый, мучительный период, пока решилась продать, но, раз решившись, я уже не даю воли своему воображению вспоминать о том, что я там потеряла и что вызывает жгучую, несносную боль в сердце. Для этого я всеми силами стараюсь думать о Браилове как о чужой собственности, представлять себе его не иначе, как в соединении с теми личностями, которые теперь царят в моем милом Браилове, и это много способствует охлаждению и успокоению.
Я продала Браилов очень дешево, взяла меньше того, что сама заплатила своим детям, а именно, один миллион четыреста тысяч рублей, но что делать, другие покупатели все вертелись около Браилова, не выговаривая никакой [цены], и теперь продолжают суетиться, когда уже и продан. Купил у меня князь Горчаков, о котором я Вам уже писала. Я получила задаток и посылаю сегодня поверенного делать купчую. По продаже роменских акций я еще далеко не успокоилась и имею кучу неприятностей. Меня хотят эксплуатировать и обирать без всякой совести, и что, конечно, больнее всего, так это видеть все эти проявления самых гадких, продажных свойств человеческой натуры, при которых те же люди, которые месяц назад ходили на задних лапках передо мною и старались снискать мои милости, теперь делают мне самые величайшие гадости, чтобы снискать милости своих новых господ. Иначе я выразиться не могу, потому что ведь это чисто лакейские свойства, хотя и обладают ими тайные советники! Все это меня до глубины души расстраивает и заставляет желать как можно скорее уйти на край света от людской подлости и продажности, а между тем эти же самые дела удерживают меня здесь, и я не знаю, удастся ли мне уехать после 1 сентября.
Я нахожусь теперь в лихорадочном желании приобрести другое имение и непременно на юге, потому, знаете, милый друг, очутиться так мгновенно между небом и землею, без всякой оседлости, с такою семьею, как у меня, очень тяжело, и мне ужасно хочется приобрести небольшое имение тысяч в двести, но с роскошною усадьбою, так как для меня это необходимо.
Коля сдал свою передержку из латыни хорошо и перешел в третий класс, так что уже щеголяет с золотым погоном. Сашок еще в Петербурге, держит экзамены; из латыни выдержал, а о других я еще не знаю. Коля мечтает в начале сентября попасть в Каменку, так как он собирается прогулять до 15 сентября; тогда, если мы уедем после первого, он может поехать в Каменку, если милые хозяева позволят на это.
На днях я играла с Bussy Вашу Струнную серенаду, дорогой друг мой. Простите мне, если я буду говорить Вам, нисколько не стесняясь, всякий вздор своих собственных ощущений, отношений и определений, не смейтесь над ними, ни над языком, которым я буду выражаться, ведь я профан в этом предмете и буду Вам говорить только о своих бессознательных чувствах. Я подразделяю музыку на три рода: 1) чистая музыка, 2) музыка, передающая известные чувства, положения, ощущения, часто картины,-это, так сказать, относительная музыка, и 3) музыка на данный сюжет, программная музыка.